Не ожидая моего ответа братан положил запаянную в целован шпонку и еще целую россыпь разношерстных малявок на стол и вышел.

Дверь они за собой, конечно, не закрыли — потому как ни канает братве хаты коцать, даже баландерские. Хотя лучше бы уж закрыли, заложили кирпичами и оставили меня, наконец, спокойно сдохнуть.

До обеда осталось еще два часа. Можно было бы сладко вздремнуть, но какой там! Сам себя лишил простых земных радостей. Страшные мысли танцевали в голове мазурку.

Скорее всего в спецподвал идти надо будете через плотный шмон, во время которого меня непременно спалят. А если не спалят на шмоне — тогда просто сдадут сами лохмачи. Их там, в спецподвале, как туберкулезных палочек — легион.

По запалу менты несколько раз жестко посадят меня жопой об бетонный пол и бросят на холодный цемент кичи. Пару недель ссать буду кровью. И это все — как говорил Сальвадор Дали — за пару дней до освобождения.

Кончена моя молодая жизнь. Не гомосеком, так инвалидом сделают.

И все — из-за смутьяна Марса. Я ведь даже подумать не успел — как он меня на продол выволок. Движенщик хренов. Скотина.

Мало управляемое желание схватить подушку, швырнуть ему на морду, а самому всем весом сесть сверху полностью охватило меня. Сначала он будет биться, потом хрипеть, потом, уже в агонии, изогнется и освободит кишечник. Сдохни, сука.

— Марс! Мааарс! Ты знаешь что, гавноплёт, ты долбанный, а иди-ка ты теперь в спецподвал сам! Втравил ты меня в эту баланду, накурил дурью с утра по-раньше, вот сам теперь и расхлебывай!

— Во-первых это не Марс тебя втравил, сам считать пайки должен был. Инязы они, бляха, по заканчивали. Пять паек посчитать не можем!

Во-вторых люди взятки башляли в оперчасть, чтоб их на спецподвал поставили. Там хат-то всего двадцать две, а движенияя-а! Ты один, после ментов конечно, там всем движением рулить будишь. На жигулях на колонку поедешь. Оденешься с иголочки.

— Ах еще и оперчасть? Опять оперчасть? А иди-ка ты тогда, брат Марс, на хер. С вещами и насовсем. Мало мне Давлата, Смотрящего за Таштюрьмой, лохмачей, тут еще и оперчасть! Я на пенсии, Марс, завязал с оперчастью. С иголочки оденусь и всю жизнь буду на лекарства потом работать.

Знаешь что? Я вот вообще в обед раздавать не выйду! Что? Выкусил? Заболел я. Желтуха. Закроют меня обратно в хату, а повезет — в санчасть пристроюсь на пару деньков. Тише едешь, дальше будешь.

А то и в кичу кинут? Ну и что если там один бетон — за-то одноместный номер, буду отжимания в упоре лежа делать.

— Выкусил. Выкусил — тут братишка вход рубль, выход два. Думаешь у смотрящего на кичу дороги нету? Ага — он тебе там сделает в упоре и лежа. Не шугнись. Такие отработки на промке прокалачивал, а тут спецподвал. Втянешься, уходить не захочешь. Лучше скажи как маляву братвинскую будешь ныкать?

— Известно как — в андижан заткну и в путь.

— Не. Про андижанскую польку тут забудь. Вход в подвал через приседания и обязательный шмон. Твой козырь, что идешь впервой. У ментов просто в голове не уложится, что ты сходу движенить начнешь. На такое только по-жизни безбашеные способны. А ты хоть конкретный бесчердачник, но по-виду ботаник-ботаником. Маляву бросим в подстаканник. Его у тебя только на второй, третий день досматривать начнут, больно возни до хрена.

Дело в том, что бачок состоит из двух частей — типа термоса. В пухлый жестяной кожух, подстаканник, вставляется блестящий стакан из нержавейки, в который и льют баланду заплечных дел мастера с кухни.

Вытащить его для досмотра, не облившись по уши баландой, довольно трудоемкая задача. Если кинуть груз в подстаканник, мне нужно будет сперва раздать баланду, а потом вытряхнув стакан, отработать братвинский груз.