Эсквиел и Морден быстро шли по коридорам, гулко клацая ботинками по металлическому покрытию.

— Немедленно поговорю с Зелински, — сказал Эсквиел.

Они остановились у дверей.

— Вот его лаборатория.

— Он тут?

Морден повернул ручку и вошел. Зелински поднял глаза и зажмурился, когда увидел идущего вслед за Морденом Эсквиела.

— Какая честь… — несколько иронически заметил он.

— Лорд Морден сказал мне, профессор, что у вас есть что-то новенькое?

— Да вроде. Эта женщина, Мери Роффрей, она теперь не то что совершенно нормальна, она… как бы сказать… сверх нормальна! Что-то случилось с ее рассудком на Росе. Сама структура его стала совсем иной. Она разительно отличается от всех… кроме, пожалуй…

— Кроме меня? — Эсквиел почувствовал, что дрожь побежала по его телу. — Она что, похожа на меня, как вам кажется?

Зелински покачал головой:

— Она выглядит совершенно обычно, пока не начнешь анализировать структуру ее мозга. Такая, как она, нам как раз сейчас и нужна.

Кажется, картина начала прорисовываться перед внутренним взором Эсквиела.

Что эта женщина, может быть, она как раз и призвана утолить мучительное чувство неполноты его собственной сущности. Или же иерархи специально внедрили что-то в ее сознание, чтобы усилить те качества, которые были потенциально в ней заложены, и вручить ей оружие в битве за человечество. Эсквиел мог только гадать.

— Она стала такой не от того, что подверглась психологической атаке чужаков, — заговорил Зелински. — И даже не от того, что случилось с ней на Росе, где ее преследовали галлюцинации, которые хоть кого с ума сведут. Что-то или кто-то радикально изменил ее ментальность. Никогда не встречал столь тонкого равновесия сознания!

— Что вы хотите сказать? — спросил Эсквиел.

— На одном полюсе — совершенное безумие, на другом — совершенная адекватность. — Зелински нахмурился. — Не приведи Бог оказаться на ее месте. Она в момент прошла с О’Харой ускоренный курс обучения. Но участие в игре может лишить ее рассудка теперь уже навсегда, стоит лишь чуть-чуть нарушить хрупкое равновесие, в котором пребывает ее психика.

— Значит, вы считаете, что она может навсегда лишиться рассудка?

— Да.

Эскниел задумался.

— И все-таки мы должны использовать ее, — сказал он наконец. — Слишком много поставлено на каргу.

— Ее муж против, но сама она, кажется, относится к этому нормально.

— Он просто бунтарь, по определению, этот Роффрей, — не преминул встрять Морден.

— Он что, будет ставить нам палки в колеса в этом деле?

— Да нет, он угомонился, — сказал Зелински. — Вообще-то для него это необычное состояние. Кажется, участие в игре сильно повлияло на него. Да и не удивительно…

— Мне нужно повидаться с ней, — сказал в заключение Эсквиел, выходя из лаборатории.

По длинному коридору все двинулись в игровой зал.

Эсквиел хотел видеть Мери Роффрей — это желание с отчаянной силой овладело им. Он шел быстрым, широким шагом, а мысль его напряженно работала.

С тех самых пор, как они с Ринарком отправились на Беглец, их с Мери пути пересеклись, но не прямо, а как бы опосредованно. Он никогда не видел ее, но знал, что эта она снабдила Ринарка теми важными сведениями, без которых им бы никогда не отыскать иерархов. Кто же она? Просто марионетка, которую иерархи используют, чтобы спасти человечество? А может, она вовсе не марионетка, а нечто гораздо более значительное?

Она, должно быть, все-таки та самая недостающая часть, отсутствие которой он так болезненно ощущает всем своим существом.