Положитесь на нас.
— Надеюсь на это. — Монах довольно хихикнул. — Теперь, профессор, вы будете на попечении этих людей. Если в конце концов, решите, что поможете нам, вам следует только сказать «да». Вам все понятно?
Ужас охватил Сьюарда: он понял, что это за место…
— Но послушайте, — начал он, — вы ведь не можете…
Он схватил монаха, возившегося с дверью, за плечо. Казалось, что он сжал что-то очень хрупкое, птичье…
— Эй! Да ты, похоже, вовсе и не человек! Кто ты?
— Человек или мышь, — хихикнул монах, в то время как оба гротескных существа внезапно кинулись и живо заломили Сьюарду руки за спину. И как бы он ни лягался и ни извивался, но вырваться из стальной хватки было невозможно. Только и смог выкрикнуть что-то бессвязное вслед закрывшему дверь быстрым движением монаху.
Профессора грубо швырнули на вонючий каменный пол. Он перевернулся и сел. Оба типа стояли рядом. Тот, с собачьим лицом, сложил руки на груди, а второй опять держал свои длинные ладони на брюхе. Похоже, они там покоились всегда, покуда не были нужны своему хозяину. Пузатый криво ухмылялся, не разжимая рта, наклонив вперед голову.
— Ну, что думаете вы, мистер Морл? — спросил он у компаньона.
— Не знаю, мистер Хэнд. Сначала вы. — Собачьелицый изъяснялся тихим, грустным голосом.
— Я бы предложил процедуру «Простая-Н». И нам работы меньше, да и метод надежный, проверенный. Хорошо проходит в большинстве случаев. Годится и для этого джентльмена.
Сьюард вскочил на ноги и попытался прорваться к двери. Но его опять опытным движением перехватили и вернули обратно. Он ощутил грубое прикосновение веревки и боль на запястьях от затягиваемого узла. И закричал — не столько от боли, сколько от страха и ярости.
Его собирались пытать. Он это понял.
Той же веревкой ему связали руки и ноги, туго стянув икры и бедра. На конце они соорудили петлю и затянули у него на шее, и чтобы не задохнуться, ему пришлось сложиться почти вдвое.
Затем его посадили на стул.
Мистер Хэнд наконец снял руки с живота и повернул над головой Сьюарда кран. Минут через пять первая капля воды упала точно на темя профессорское.
Через двадцать семь капель Сьюард впал в бред и начал кричать, он пытался убрать голову, но всякий раз петля душила его, не давая это сделать, да и весельчак мистер Хэнд совместно со скорбным мистером Морлом мешали ему…
Тридцатью каплями позже у Сьюарда застучало в мозгу, и он с изумлением обнаружил, что камера исчезла.
А прямо на него неслась огромная комета, огненный шар, заполнивший все небо. Он отшатнулся назад — и оказался свободен, на руках и ногах веревок уже не было.
Он бросился бежать… взмыл в воздух… завис в нем… поплыл по нему…
Экстаз захватил его, взбежав по позвоночнику вверх, как мерцающий огонек, тронул затылочную часть мозга… среднюю… лобную…
Взрыв всех центров!
Он один из цветов в клумбе, среди других таких же, колеблемых ветром, люпинов и роз. Он выдернул из земли свои корни и пошел.
Вошел в зал управления лаборатории.
Все было, как раньше, и находилось именно в том виде, в каком он и оставил. Разве что сила тяжести казалась чуть больше обычного.
Оказывается, он оставил Башни вращающимися. Сьюард прошел в комнату, которой пользовался как спальней и кабинетом, и, раздвинув шторы, выглянул на улицу. Над развалинами Хэмптона, в бездонном ясном небе, висела громадная полная луна, отраженная в море. Несколько тел ничком лежали неподалеку. Он вернулся в зал управления и выключил Башни.
В спальне Сьюард увидел, что его записи, лежащие на карточном столике, никем не потревожены. |