|
Я уже пытался когда-то объяснять, как я понимаю устройство мира, и каждый раз без особого успеха. Мне требовалось изложить сначала немного теории и несколько фундаментальных принципов. Но каждый раз неизменно повторялось одно и то же: после двух-трех часов теории мои слушатели валились, как каменные идолы, с остекленевшими глазами, устремленными в пустоту. Как раз в тот момент, когда я доходил до самого интересного, они отворачивались, совершенно перестав слушать. Но с Дикки все должно быть иначе. В любом возрасте для меня самым увлекательным было то, что трудно понять. — Чтобы найти свой путь на Земле, — сказал я, усаживаясь на пересохшее дно, —тебе нужно понять для себя две вещи: силу согласия и цель счастья. Но прежде чем ты сможешь понять это, тебе следует понять главный закон Вселенной. Он прост. Всего два слова: Жизнь Есть. Все остальное вытекает из них, это можно назвать логическим каскадом. Вот как это происходит... Он опустился на колени рядом со мной, его глаза оказались на одном уровне с моими. — Скажи, как это — быть старым? — Прости? Кажется, этот вундеркинд не слушал меня. — Как это — быть старым? — повторил он. Я вытаращил глаза: — А как же насчет устройства Вселенной? — Ты его выдумываешь, — сказал он. — А я хочу знать, что ты знаешь. — Я его выдумываю? Но ведь мы говорим о моей жизни, это как раз то, что ты так хотел знать! Я считаю, что это чертовски важно, устройство Вселенной. Я дал бы что угодно за то, чтобы разобраться в этом, когда я был тобой. Кроме того, я совершенно ничего не знаю о возрасте. Я не верю в возраст. — Как ты можешь не верить в возраст! — сказал он. — Сколько тебе лет? — Я прекратил счет уже давно. Это очень опасно. — Опасно? Его совершенно не интересует моя доморощенная философия, но мой возраст для него важен. Как мы все-таки переменились! — Подсчитывать возраст опасно, — сказал я. — Когда ты маленький, то каждый день рождения радует тебя. Это праздничный стол, и подарки, и ощущение себя именинником, и шоколадный торт. Но осторожно, Дикки. В каждом именинном торте заложен крючок, и если ты проглотишь слишком много крючков, то все, ты уже пойман на идею, от которой уже никогда не отделаешься. — Правда? — Он думает, что я шучу. — Как умирают дети? — спросил я. — Они падают с деревьев, — ответил он, — они попадают под троллейбус, их засыпает в пещерах... — Отлично, — сказал я. — Как твоя фамилия? Он нахмурил лоб и поднял голову. Неужели этот старик уже забыл? — Бах. — Неверно, — сказал я. — Это твое предпоследнее имя. Настоящее твое последнее имя, в нашей культуре, — это число, и этим числом является твой возраст. Ты теперь не Дикки Бax, а... — ...Дикки Бах, Девять. — Молодец, — сказал я. — И люди с маленькими цифрами в последнем имени всегда умирают от Несчастных Случаев — просто они оказались в неудачном месте в неудачное время. Джимми Меркли, Шесть, держал слишком большую связку надувных шариков, порыв ветра подхватил его и унес в море, и больше его никто не видел. Энни Фишер, Четырнадцать, нырнула и не нашла выхода из затонувшего колесного парохода, который когда-то плавал вдоль континентального шельфа. Дикки Бах, Двенадцать, подорвал себя, изобретая гидразиновое топливо для своей ракеты. Он кивнул, соображая, к чему я клоню. — А люди с большими цифрами в последнем имени, — продолжал я, —умирают от Неизбежных Случаев, от которых нельзя ускользнуть. |
