|
Как ты догадался? — У меня есть вопросы, я спрашиваю, ты отвечаешь, идет? — Если Шепард — персонаж из моих книг, то сейчас это выяснится. — Идет, — ответил он. — В детстве у меня были две любимые игрушки, как их звали? — Твой верблюд был Кемми, зебру звали Зибби. — Мое первое изобретение. Что это было? Хитрый вопрос. — Это реактивный двигатель длиной восемь дюймов, — ответил он. — Диаметр четыре дюйма, шов спаян оловом, все смонтировано на конце штанги длиной пять футов. Ты знаешь, что олово не выдержит температуры и двигатель взорвется через одну-две минуты, но прежде чем это произойдет, ты увидишь, что идея работает. Спирт в качестве топлива. Двигатель взрывается. Пламя по всему двору... Он говорил, продолжая вести машину, и описывал мои ракеты, мой дом, друзей и семью, мою собаку; он сообщал такие подробности давно минувших событий моей жизни, которых я бы сам никогда не вспомнил без его рассказов. Конечно, персонажи моих книг совершенно реальны, но некоторые из них представляют собой что-то вроде тахионов*... Они существуют в своем пространстве, такие же яркие проявления жизни, как мы в своем. Из книг они могут проникать в мой мир и изменять его. * Гипотетические частицы, движущиеся быстрее, чем свет в пустоте. — Прим. перев. Шепард был либо одним из этих существ, либо величайшим в мире психологом. —...олеандровые джунгли прямо за углом дома. Из дымохода на распорке свисает конструкция, которую ты собрал из листа меди и сварочного прутка. Искривленные эллипсы —ты называешь это Радаром. В гараже стоят корзины с древесным углем и картины — домашние работы твоей мамы, она ходит на художественные курсы. Дровяная пристройка, через которую ты незаметно проникаешь в дом... — Вопрос. Он сразу перестал рассказывать. Мы ехали молча. Вечнозеленые деревья защищали дорогу от полуденного солнца. Старая машина на малой скорости с трудом преодолевала крутой подъем. — Ты не говоришь было, ты говоришь есть, — сказал я. — Это время моего детства. Оно для тебя все еще существует. Тот, кого ты называешь мной и кому, как ты считаешь, что-то нужно, — это Дикки, то есть я в моем далеком прошлом? Он кивнул. — Конечно. Это время никуда не ушло, оно не дальше, чем противоположная сторона улицы. — Еще вопрос. — Спрашивай что хочешь. — Сколько будет сто тридцать один в кубе? — Я ангел, а не компьютер, — рассмеялся он. — И все-таки, попробуй угадать. — Пять тысяч двадцать семь? Он ошибся больше чем на миллион. Этот парень не всеведущ, по крайней мере, математика не его конек. Чего он еще не знает? — Есть ли на небесах гравитация? Он в удивлении повернулся ко мне: — Давно ли тебя интересует этот вопрос? — Около года. Я был... смотри, камень. Слишком поздно. С божественной беззаботностью он наскочил на камень. — Еще вопросы? Я не стал возвращаться к вопросу о гравитации. Гораздо больше, чем гравитация на небесах, меня сейчас интересовало, кто этот странный человек. — Зачем... почему ты такой, какой ты есть? — Есть такая поговорка: “Избыток чувств — недостаток мыслей”. В том, как он произнес эти слова, я почувствовал горький вкус истины. Я уже понял, что он не причинит мне вреда; я понял, что он подобрал меня этим утром не для того, чтобы подвезти на вершину горы; я знал, что математика не его стихия. |
