|
— Мы все уходим из “Дуглас Эйкрафт”. Зак ждет перевода в “Юнайтед Эйрлайнз” в следующем месяце и через год станет капитаном; Уилли Пирсон запатентовал какое-то автоматическое устройство и скоро станет богатым человеком; Марта Дайерс снова отослала свою повесть, и в этот раз ее непременно напечатают и она станет бестселлером. — Он порылся в своей сумке. — У меня тут всего слишком много. Хочешь чипсов? — Спасибо. — Может быть, это и правда, что свободной коммерцией можно что-то заработать, как все кругом утверждают. Но заметь, Ричард, пока еще никто даже не высунулся за пределы этого забора. Работа в “Дугласе”, может, и не так романтична, как, скажем плавание в открытом море на 48-футовом траулере, но знаешь, “Дуглас” — это то, что принято называть безопасностью. Я кивнул. — Знаешь, что я имею в виду, говоря о безопасности? Это отнюдь не самая тяжелая в мире работа, и, между нами, нам здесь платят больше, чем кому-либо за гораздо более тяжелую работу. И пока Америка будет нуждаться в пассажирских, а ВВС — в транспортных самолетах, нам с тобой увольнение не грозит. — Да уж... — Я надкусил край картофельного чипса, больше из вежливости, чем от голода. — Ты со мной согласен, но все-таки хочешь смыться, так? Я не ответил. — Ты что, действительно надеешься что-нибудь заработать своими рассказами? Сколько их тебе нужно будет продать, чтобы получить то, что тебе платят здесь? — Много, — сказал я. Он пожал плечами. — Пиши рассказы в свое удовольствие, а деньги зарабатывай в “Дугласе”, и тогда, если рассказы не будут покупать, ты, по крайней мере, не умрешь с голоду. А если их начнут печатать, можешь уволиться в любой момент. Прозвучала сирена — конец обеденного перерыва, и Билл смахнул остатки своих чипсов на землю — моряцкая забота о чайках. — Ты все еще мальчишка, ты никого не слушаешь и все сделаешь по-своему, — сказал он. — Но придет время, когда ты с тоской вспомнишь А-23 и замечания редакторов по поводу запятых. — Он указал в другой конец стоянки. — Посмотри туда. Ставлю дайм*, что однажды ты будешь стоять на улице перед этими воротами и вспоминать, что такое безопасность. * 10-центовая монета. Нет! подумал я. Не говорите мне, что моя безопасность может зависеть от кого-то еще, кроме меня! Скажите, что я за все отвечаю. Скажите, что безопасность — это то, что я получаю в обмен на мои знания, опыт и любовь, которые даю миру. Скажите, что безопасность вырастает из идеи, которой посвятили время и заботу. Я требую этого во имя своей истины, независимо от того, сколько солидных чеков может мне выдать бухгалтерия “Дуглас Эйркрафт”. Боже, подумал я, я прошу у тебя не работу, а идеи, и позволь мне убраться отсюда вместе с ними! Я засмеялся, отряхнул крошки и соскочил с крыла. — Может быть, ты и прав, Уилли. Однажды я буду стоять за этими воротами. На следующий день я подал заявление и уже к концу месяца стал свободным писателем на пути к голоду. Двадцать лет спустя, почти в тот же самый день, оказавшись в Лос-Анджелесе, я поехал на юг по Сан-Диего-фривэй, увидел знакомый дорожный знак, повинуясь внутреннему импульсу, свернул на север, вверх по Хоторн-бульвар, затем — немного к востоку. Каким образом тело запоминает движения? Поворот налево, еще один, теперь вверх по этой авеню, усаженной эвкалиптами. Был почти полдень, ярко светило солнце, когда я добрался до места. Естественно, сверкающая проволочная изгородь все так же окружала необозримую площадь стоянки, стальная громада здания все так же уходила ввысь, даже выше, чем я помнил. |
