Изменить размер шрифта - +
— Я знал, что ты не позаботишься о том, чтобы выполнить его и на­писать книгу. Я попытался тебе помочь.

Меня несло по реке ненависти, на берегу знак: “Опасно. Впе­реди пороги!” Какие пороги? Можно ли впасть в большую ярость, чем я испытываю в эту минуту? И не задушить ли мне этого типа голыми руками?

Вдруг мой голос стал совершенно спокойным.

— Шепард, ты волен делать все, что тебе заблагорассудится. Но если ты дашь невинному ребенку эту массу безвкусной дряни, да еще подпишешь такой эрзац пятидесятилетней мудрости моим именем (в это мгновение мои глаза засверкали, как раскаленные добела острия двух кинжалов), я найду тебя даже в преисподней и скормлю тебе эту книгу страница за страницей.

Я думаю, мои слова не столько испугали его, сколько поразили своей искренней решимостью.

— Отлично, сказал он, — я рад, что тебя это волнует.

Вот что значит быть ангелом! Во всем они способны видеть светлую сторону.

 

 

 

 

 

 

 

Четыре

 

Я поднял рюкзак и зашагал прочь, покачивая головой. Очеред­ной урок для тебя. Только из-за того, что первый встречный ока­зался из другого пространства, не думай, что он в чем-то тебя мудрее или что он может сделать что-нибудь лучше, чем ты сам. Смертный или бессмертный, человек всегда останется только результатом того, чему он научился.

Я стал разворачивать крыло на верхней площадке, откуда стартовали парапланеристы. Я все еще ворчал что-то о безмозг­лых ангелах, сующих нос в мое прошлое. Когда я поднял глаза, фордик и его странный пассажир уже исчезли.

Я молился, чтобы Шепард действительно исчез, а не уехал вниз по дороге. Даже если он избрал езду, то я надеялся увидеть его на каком-нибудь дереве у дороги, когда буду подниматься обратно.

Затянул ремни, надел перчатки; пряжки и шлем надежно зас­тегнуты. Другие парапланеристы давно улетели, трое уже при­землились. Еще три крыла держатся в воздухе, далеко внизу, пор­хая, как бабочки, на фоне зеленых деревьев, — они все еще охо­тятся за восходящими потоками воздуха.

Не дожидаясь, пока ветер поднимет крыло, я сразу пошел прямо к краю обрыва, посмотрел, как плавно растет огромная радуга надо мной, и шагнул в воздух.

Как бы понравилось Дикки лететь сейчас вместе со мной... Он увидел бы, что в жизни самое важное! Здесь находишь то, что действительно любишь, и узнаешь об этом все, что тебе нужно знать. И вверяешь свою жизнь собственным знаниям, и у бегаешь от безопасности, бросаясь с горы в воздушную пропасть, полагаясь на Закон Полета, на то, что невидимые глазу воздушные по­токи подхватят тебя и понесут над землей...

В этот момент словно запятая попала в строку моих мыслей — крыло наполнилось свежим дуновением ветра. Я потянул за правый управляющий строп и развернулся, чтобы удержаться в струе восходящего потока; и параплан вместе со мной стал медленно подниматься в небо.

За холмами на западе из-за линии горизонта стал появляться Сиэтл, сверкающий Изумрудный Город из сказочной страны Оз. Солнечные лучи сверкали на поверхности залива Пьюджета, а дальше возвышалась громада Олимпийских Гор, хранящих зимнюю стужу под снежными шапками. Здесь много было тако­го, что понравилось бы ему.

Примерно в десяти футах справа от меня появилась малень­кая бабочка. Она решительно била маленькими крылышками и летела с той же скоростью, что и я. Я повернулся к ней, она круто увернулась, но затем вернулась ко мне, пролетела у самого шле­ма и исчезла где-то в южном направлении.

Это было бы интересно Дикки, его вообще интересовали все существа, рожденные для полета: что эта бабочка делала здесь, на высоте двух тысяч футов, и какие дела влекли ее к югу?

И вообще, подумал я, мальчик должен жить не в голове Шепарда, а где-то в глубинах моих собственных воспоминаний.
Быстрый переход