Ян посмотрел на нее. По сравнению с ним она сейчас представляла образец спокойствия. На его же лице отражался вихрь чувств — и огорчение, и лукавство, и алчность, и неподдельное удивление.

— Дай и мне бросить, — предложил он.

— Как бы не так! — возразила Анетта. — Знаю я, как ты бросишь! — Ей отчаянно хотелось швырнуть весь футляр в воду. Если этого не сделать, случится что-то ужасное.

Они стояли друг возле друга посредине моста. Со стороны могло показаться, что это влюбленные держатся за руки. Но Анетта тщетно пыталась выдернуть свою руку из руки Яна. И тут она увидала полицейского, идущего в их сторону по противоположной стороне моста. Долговязая фигура приближалась.

— Если скажешь полиции теперь или позднее, я убью твоего брата! — вдруг тихо сказал Ян.

Угроза прозвучала так неожиданно, была так ужасно произнесена, что Анетта похолодела и только потом поняла: Ян брякнул первое, что пришло на ум. Они стояли не двигаясь, держась за руки, глядя друг другу в глаза. Полицейский неторопливым шагом прошел мимо. В течение нескольких минут, кроме них, на мосту никого не было.

— Свинья! — в бессильной злобе прошептала Анетта.

— Отдай мне их, — настаивал Ян. — Будут у меня, пока ты не поумнеешь. — И он начал выкручивать ей запястье. Охнув, Анетта уронила футляр. Ян мигом подхватил его и побежал.

Анетта видела, как он удалялся по набережной, а потом исчез. Ей осталось одно — уйти. И тут она почувствовала, что что-то держит в левой руке. Разжала ладонь и увидела белый сапфир.

20

Роза сидела в гостиной и думала по очереди об Анетте, Мише и «Артемиде». Уже два дня прошло с тех пор, как Анетта исчезла, и Роза испытывала сильнейшие угрызения совести. Когда она пришла в дом Рейнбери, чтобы забрать Анетту, та наотрез отказалась уходить. Ну, что ж, решила тогда Роза, пусть останется еще на день. Проведет двадцать четыре часа в одиночестве и тогда, может быть, поймет, что в Кампден Хилл-сквер все-таки лучше. Но и через двадцать четыре часа Анетта не вернулась, и тогда Роза велела брату каждый день навещать девушку. Утром третьего дня Хантер явился и обнаружил, что дом пуст: постель не расстелена, и пол в гостиной усыпан осколками гипса. Жившую в доме девушку никто не видел, ничего о ней не слышали. Роза решила обождать еще один день, а потом, если ничего не изменится, позвонить Марсии. Она понимала — это будет не очень приятный звонок.

Что касается «Артемиды», то здесь положение как будто исправилось, хотя трудностей оставалось еще очень и очень много. Стараниями мисс Уингфилд сумма предполагаемых пожертвований возросла почти до тысячи шестисот фунтов. Правда, в реальности из всего списка вкладчиков пока раскошелились лишь двое — миссис Каррингтон-Моррис и миссис Йоловиц (дама в мантильке). После этого Роза смогла расплатиться за бумагу и за кое-что еще; но по-прежнему оставался громадный долг за печать, а также выплаты различным лицам, которым Хантер как честный человек обязан был заплатить. И даже если бы вся сумма материализовалась, ее хватило бы лишь на то, чтобы справиться с первоочередными  трудностями. Постоянная финансовая поддержка — вот о чем мечтала Роза, вот чего она ждала от миссис Уингфилд.

После собрания акционеров Роза дважды пыталась встретиться с миссис Уингфилд, но всякий раз мисс Фой отворяла дверь и произносила громко: «Боюсь, миссис Уингфилд не сможет вас принять: нездорова». Однако тут же пронзительным шепотом добавляла: «Здорова, вполне здорова!» — и, патетически взмахнув руками, запирала перед Розой дверь.

Относительно последних событий, связанных с «Артемидой», Роза и Хантер заключили друг с другом негласный договор — воздерживаться от взаимных упреков.