— Ты что-то путаешь, крошка, — муж протянул руку и спустил с ее плеча кружевную бретельку. — Ты заманивала меня весь день этими пухлыми плечиками, загорелыми коленками. Я поджидал тебя там, на сеновале, пока вы целый час болтали с этой… как ее там?

— Мартой… — нерешительно напомнила Ванда, уже сомневаясь в своей версии случившегося тем летом.

— Да, ты была очень, очень соблазнительна!

— Была? — кокетливо надула губки Ванда.

— Была и есть. Кажется, я не устаю тебе это доказывать… — властно притянул к себе жену Готл.

— Ну что, доктор Леденц, послушаем ваш отчет… Я жду с нетерпением, Ванда, и знаю, сколько сил потребовало от тебя изучение этих поэм. Пожалуйста, без эмоций, опуская литературоведческий анализ и нецензурные выражения, рвущиеся от души, коротко и четко — с начала до конца. Как бы мы не блефовали для публики, сами-то знаем: авантюра с этими бумагами довольно сомнительная, — Динстлер заперся с «главным фармацевтом» в своем кабинете. На столе лежали материалы, подготовленные Вандой — тетрадки из Майеровского ящика и какие-то научные журналы с закладками.

— Собственно, Готл, ты сам заешь, что все, чем располагаем мы — вот в этом ящичке, в трухлявых школьных тетрадках, да еще написано в форме гекзаметра, как ты определил эти длинные строчки с постоянными обращениями к мифологическим персонажам и совершенно непонятными намеками… Правда, милый, я чуть не плакала — этот идиот возомнил себя Гомером или еще не знаю кем, но здесь нет и двух нормальных понятных фраз… — лицо Ванды покрылось от негодования красными пятнами.

— Успокойся, сосредоточься — ты же умница и суть ухватила верно, Динстлер откинулся в кресле, приготовясь к длинной лекции.

— В тридцатые годы секретные службы Третьего рейха начали серьезно заниматься новым биохимическим оружием, толком не зная, на что можно выйти, поскольку эта область была для мировой науки еще темным пятном.

Подобралась группа ученых и биолог Майер, тогда преподаватель Гетебургского университета, известный своими научными трудами, был приглашен лично министром промышленности для сотрудничества в самой передовой и технически оснащенной лаборатории Европы. По-моему, он плохо соображал, для чего его наняли, и с рвением взялся за дело, мечтая облагодетельствовать человечество. Здесь= в своей поэме= он призывает в помощь богов с Олимпа и обсуждает с ними свои научные полномочия. Вот… Ванда, порывшись в бумагах, взяла пожелтевший листок и начала декламировать: — «Радость, о Боги, мою разделите и силой, высшей своей одарите того, кто посмеет…»

— Хватит, хватит! Мы не на творческом вечере поэта Майера, нетерпеливо прервал Динстел. — Я же просил — короче!

— Ладно. Ну, ты знаешь, Готл, что учеными Рейха была отправлена группа на Тибет за тайными знаниями, в Китай — за секретами акупунктуры и даже — к эскимосам, которые научились что-то добывать из тюленей, какой-то гормон. Их шаманы не только вводили людей в транс, но и умели, как следует из ссылки на материалы экспедиций, продлевать жизнь. В результате Майер получил пробирки с препаратами, химические и биологические свойства которых должен был исследовать. Геронтология его мало интересовала. Ожидание отдаленных результатов на человеческом материале требовало долгой жизни, а Майер хотел схватить удачу прямо сейчас — на пороге своего пятидесятилетия. Вот он пишет: — «Века земного пройдя половину, намерен…»

— Ванда, по-моему, ты слишком увлекаешься поэзией.