— Господи, Готл, не понимаю — чему ты радуешься? Ты сообщаешь такие страшные вещи с видом человека, получившего Нобелевскую премию! взвизгнула Ванда.

— Да, именно. У меня такое чувство, будто мне оказали высокую честь, признали мои заслуги и так далее. Вот эту голову — он постучал по лбу пальцем — оценили по-крупному. Тебе и не снилось, детка. И это не шутка!

Увы, это, действительно, было всерьез. Из рассказа мужа Ванда узнала, что вызов к Леже оказался ложным, «мерседес» Динстлера был остановлен в глухом месте дороги и Профессор, вежливо, но настойчиво извлеченный из машины. Затем его с завязанными глазами переправили в неизвестное место, где некой представитель весьма влиятельной организации заявил об осведомленности подпольной деятельности «Пигмалиона» и предложил сделку. Динстлера покупали вместе с клиникой, либо отдельно и обещал переправить в любую, указанную Динстлером на карте точку земного шара и предоставить все, необходимое ему для работы.

— Ванда, мне сулили золотые горы, не скрывая, что в случае моего отказа, применят силу. Признайся — это очень лестно чувствовать себя «зоолотым тельцом».

— Бараном, чудак, которого чуть-чуть не зажарили. Ты просто бравируешь своей храбростью, однако, если бы не этот кореец (так Ванда называла Луми) — быть бы мне уже веселой вдовой с ребенком на руках и кучей долговых обязательств. Неужели ты не понимаешь, что твое отношение ко мне оскорбительно… — Ванда сжала кулачки, глотая слезы.

— Не надо, перестань, милая, ведь я просто стараюсь тебя ободрить. Я знаю — ты волновалась, да я и сам, признаюсь, струхнул. Правда в этом было что-то такое… Ну, театральное, что ли, несерьезное. Наверное потому, что мне так ни разу не двинули по зубам — опять-таки благодаря «корейцу». Вот он — малый хоть куда! Спас меня! Тут-то я понял, что значит настоящий профессионал — я и глазом не успел моргнуть, а мои стражи лежали в параличе, предоставив своему боссу возможность самостоятельно выкручиваться. Я лишь слегка придержал его, а Луми сделал укол — сейчас этот дьявол-искуситель, наверное, еще дремлет…

— Готл, ты что-то привираешь. Накрутил целый криминальный роман и уж очень наивно. Я перестаю верить всей этой истории, — растерялась Ванда.

— Ну и зря. Простые вещи порой более невероятней, чем самая крутая фантастика. А невероятное оказывается совсем простым… Представляешь это невероятно — но я так и не раскололся. Валял дурака, отрицая всякую причастность к делу Майера, просто дурил, как в гимназическом капустнике…

— И ты хочешь сказать, что они поверили? Что-то у тебя не сходится. Либо это, действительно, как ты сказал «влиятельная организация», либо это…

— Разумеется они не поверили! Им известно даже о Пэке. И они обязательно достанут меня… — отбросив сигару, Динслер спрятал лицо в ладонях меня. — Отныне я буду просыпаться в холодном поту от малейшего шороха за окном, я буду видеть в каждом моем сотруднике шпиона и врага, я буду объезжать этот чертов участок на шоссе… Либо… Я сожгу эти проклятые бумаги и удеру с тобой куда-нибудь подальше…

…Разговор с Луми, происходивший на следующее утро на «альпийской лужайке», оказался более серьезным, чем кокетливая пикировка с женой. Произошло именно то, о чем смутно предупреждал Рул — к открытию Майера и его научному преемнику тянулись «грязные руки».

Вкратце они с Луми наметили план дезинформации, должный сбить с толка преследователей и для осуществления которого «корейцу» предстояло получить поддержку своей «фирмы».