Стивен Кинг. Бегущий
Минус 100
Счет открыт…
Она прищурилась на термометр в белом свете, проникающем сквозь окно. За окном под мелким дождем другие вершины Ко-Оп Сити возвышались, как серые тюремные башни. Внизу в вентиляционной шахте хлопало от ветра ветхое белье на веревке. Крысы и откормленные уличные коты сновали среди мусора. Она взглянула на мужа. Он сидел за столом, уставившись в экран Фри-Ви с упорной безучастной сосредоточенностью. Он смотрел так уже несколько недель. Это было на него не похоже. Он это ненавидел, всегда ненавидел. Само собой разумеется, каждая квартира Развития имела свой Фри-Ви – таков был закон, но пока еще позволялось выключать их. Закон о Принудительном Благе 2021 года не набрал необходимого большинства в две трети с недостачей шести голосов. Обычно они никогда не смотрели Фри-Ви. Но с тех пор, как Кэти заболела, он постоянно смотрел викторины с раздачей больших призов. Это наполняло ее тошнотворным ужасом. На фоне натужных выкриков, сообщающих последние сплетни в перерыве между таймами, Кэти все скулила и скулила охрипшим от гриппа голосом. – Сколько? – спросил Ричардс. – Не так много. – Не обманывай меня. – Тридцать девять и восемь. Он с силой опустил оба кулака на стол. Пластмассовая тарелка подпрыгнула в воздух и шлепнулась вниз. – Мы найдем врача. Постарайся не волноваться так сильно. Послушай, – она начала что-то отчаянно лепетать, чтобы отвлечь его, он отвернулся и вновь принялся смотреть Фри-Ви. Перерыв закончился, и игра продолжалась. Это была, конечно, не крупная игра, а просто одна из дешевых ежедневных приманок под названием «Золотая Мельница». В нее брали только страдающих хроническими заболеваниями сердца, печени или легких, иногда для большего комического эффекта запуская калеку. Каждую минуту, которую участник конкурса мог продержаться на мельнице (поддерживая при этом постоянный поток болтовни ведущего), он выигрывал десять долларов. Каждые две минуты ведущий задавал Призовой Вопрос (парень с шумами в сердце, находившийся на кругу в настоящий момент, отвечал какую-то чушь из истории Америки), который стоил пятьдесят долларов. Если конкурсант, задыхаясь от головокружения, с сердцем, выделывающим акробатические номера в его груди, пропускал вопрос, пятьдесят долларов высчитывалось из его выигрыша, а колесо раскручивалось быстрее. – Мы справимся, Бен. Непременно. Справимся. Правда. Я… – Что – ты? – Он жестко посмотрел не нее. – Шарлатан? Нет, Шейла, ей нужен настоящий врач. Никаких квартальных акушерок с грязными руками и запахом перегара. Современное оборудование. Я позабочусь об этом. Он пересек комнату, в то время как глаза его, как загипнотизированные, поворачивались к экрану Фри-Ви, превратившему стену над раковиной в один огромный глаз. Он сдернул с крючка свой дешевый холщовый пиджак и раздраженным рывком натянул его на себя. – Нет! Нет, я… я этого не позволю. Ты не пойдешь… – А почему бы и нет? В худшем случае ты получишь несколько олд-баксов как глава осиротевшей семьи. Так или иначе, у тебя будет достаточно денег, чтобы вылечить ее. Она никогда не была вполне привлекательной женщиной, а за те годы, что ее муж был без работы, стала чересчур худой, но сейчас она выглядела прекрасной… величественной. – Я не приму их. Пусть это говеное правительство убирается прочь со своими грязными иудиными деньгами. Я не возьму премии за жизнь моего мужа! Он повернулся к ней, угрюмый и мрачный, несущий в себе что-то, сразу выделяющее его, что-то невидимое, но безошибочно определяемое Системой. Для своего времени он был динозавром. |
