— Пойдите откройте, — сказал он мне. — Это, должно быть, Марселина.

Я так торопился покончить с этим делом, что сделал вид, будто не расслышал.

— Он примет наши условия, — сказал я. — Сейчас в строительстве затишье.

— Это, должно быть, Марселина, — повторил старик.

Я поднялся, но, пока шел до двери, продолжал гнуть свое:

— Лучше всего было бы пригласить Меньеля. Пусть посмотрит сам, и мы вместе условимся о цене.

— Давайте не будем спешить.

Держа руку на дверной ручке, я бросил ему:

— А что, если ваш сын уже вступил в переговоры с Меньелем… Я знаю, он подумывал об этом.

Я открыл. На пороге стояла Марселина — в своей просторной дорожной шубке она была сама элегантность. Она вытянула губы как для поцелуя и шепнула:

— Ну как он?

— Как всегда, упрям как осел.

Она вошла в комнату, словно на сцену, заговорив со мной полагающимся по роли холодно-вежливым тоном:

— Как вы находите нашего больного, мсье Шармон?

Но старик, не менее проворно напустивший на себя самый что ни на есть мученический вид, слабо взмахнул рукой и голосом умирающего проговорил:

— Бедное мое дитя, думаю, это конец… А муженек твой, как видишь, все равно уехал. Никому я тут больше не нужен…

Она склонилась над ним с дочерним поцелуем.

— Что вы, папочка… Я ведь специально приехала сюда, чтобы не оставлять вас одного.

Во мне кипела злость. Все сорвалось! Ну что бы Марселине появиться минут на десять попозже!.. Радость новой встречи с ней была безнадежно испорчена. Пора убираться восвояси. Я для них вроде мелкого служащего, который должен знать свое место. И тут меня впервые ужаснула чудовищность разыгрываемого здесь фарса: приговоренный к смерти старик, не верящий в это, но симулирующий агонию, женщина, ласково называющая его папочкой, а в разговоре со мной — старым маразматиком, и я, убивший сына одного и мужа другой… Нет! Это немыслимо. Надо стряхнуть с себя этот кошмар.

Тем не менее я приблизился к изголовью.

— Так как же насчет Меньеля?

Марселина, желая, видимо, поскорее оказаться со мной наедине, погрозила мне пальчиком:

— Мсье Шармон, неужели вы не можете отложить дела на потом? Догадываюсь, что речь идет опять об этой противной стене. Пускай подождет! Папа скажет мне, что он решил, и я сообщу вам его ответ… Во второй половине дня мне как раз надо в Клермон. Я зайду к вам, договорились?

Если б она только знала, глупая! Настаивать опасно. А отложить на потом, как предлагает она, — это, быть может, означает упустить единственную возможность благополучно завершить эту историю. Внезапно мне пришла в голову абсурдная мысль — впрочем, последнее время меня навещали мысли одна абсурдней другой. Сколько дней может сохраняться труп?.. Ведь я очистил карманы Сен-Тьерри от всего, что могло бы дать возможность установить личность умершего. Не обернется ли эта предосторожность против меня же?.. Сколько дней?.. Клавьер прав. Надо лечиться, и немедля.

— Договорились? — повторила Марселина.

— Конечно, конечно, — пробормотал я, почти не слушая ее, — в голове у меня вертелось одно: все пропало!.. — Что же, мое дело предупредить мсье де Сен-Тьерри. Разрушения прогрессируют быстро.

В соседней комнате раздался телефонный звонок. Марселина направилась было к двери.

— Остановитесь, — сказал старик. — Фирмэн возьмет трубку. Наверняка кто-то опять интересуется, как мои дела. Телефон надрывается уже целую неделю.