— Я считаю, что Ее Величество Бабушка впервые проявила благоразумие, — повторил Гэри.

— Понятное дело, раз она с тобой согласилась!

— Мам, мне двадцать лет… Это не тот возраст, в котором принимают разумные решения! Дай мне возможность заниматься музыкой, мне только этого и надо, безумно хочу узнать, есть ли у меня талант. Коли нет, займусь приготовлением сосисок с картошкой…

— А что за препода она тебе нашла?

— Пианист, забыл его имя, восходящая звезда… Еще не знаменит, но недалеко то время… Я с ним познакомлюсь на следующей неделе.

Значит, все решено без нее. Он спрашивал ее мнение лишь потому, что не хотел обидеть, но выбор уже сделан. Она невольно оценила деликатность сына и почувствовала благодарность, а буря в сердце постепенно утихла.

Она протянула руку, погладила его по щеке.

— Ну так… ты не против?

Он едва не кричал.

— При одном условии… если ты будешь действительно серьезно заниматься: фортепиано, сольфеджио, теория музыки… То есть это будет настоящая работа. Спроси у бабушки, в какую школу ты мог бы записаться в ожидании поездки в Нью-Йорк… Она должна и это знать, раз уж сама всем занялась!

— Но ты же не…

Он осекся, не желая ранить ее словами.

— Не ревную? Нет. Немного огорчена, что обошлись без меня…

Вид у него был расстроенный, и она заставила себя рассмеяться, чтобы он успокоился.

— Да нет же! Все в порядке. Просто ты вырос, и мне нужно свыкнуться с этой мыслью…

«Надо пригасить свою любовь.

Не давить. Не душить его в объятиях.

Раньше мы были почти парой. Еще один персонаж, с которым мы составляли пару. Жозефина, Гэри, что-то мне больше везет в тайных союзах, чем в официальных. Мне больше свойственны тайная нежность и душевное родство, чем всякие там свадьбы с кольцами и прочая мишура».

— Но я всегда буду рядом, мамочка… Ты же знаешь.

— Да все отлично! Я просто старая ворчунья…

Он улыбнулся, схватил зеленое яблоко, впился в него белыми крепкими зубами, и ее пронзила боль: он явно почувствовал облегчение. Послание достигло адресата. «Мне двадцать лет, я молод, я хочу свободы и независимости. Хочу делать со своей жизнью все, что хочу. И прежде всего не хочу, чтобы ты в нее вмешивалась. Дай мне жить по-своему, набивать шишки, взрослеть и изнашиваться, формироваться и деформироваться, гнуться и ломаться, пока я не найду себе подходящее место».

«Нормально, — подумала она, в свою очередь хватая зеленое яблоко, — он хочет сам за себя отвечать. Не использовать меня в качестве посредника. Ему нужно присутствие мужчины. У него ведь не было отца. Если им будет преподаватель музыки, флаг ему в руки. Я удаляюсь».

Гэри вырос в окружении женщин: мать, бабушка, Жозефина, Зоэ, Гортензия. Ему необходим мужчина. Мужчина, с которым можно говорить на мужские темы. Говорить по-мужски. Но о чем разговаривают между собой мужчины? И только ли разговаривают?

Она прогнала эту ядовитую мысль и вгрызлась в зеленое яблоко.

Она станет спокойной мамашей. Спокойной и легкой. Спокойной, как танк, и легкой, как воздушный шар.

Будет петь о любви к сыну, плескаясь в душе. Будет петь во все горло, как поют о любви, в которой невозможно признаться.

А в остальном — молчок! Язык за зубами.

Они уже дожевали яблоки и глядели друг на друга улыбаясь.

Тишина легла на их улыбки, которые рассказывали одну и ту же историю: одна — ее начало, другая — ее конец. Они подводили черту, обозначали конец совместной жизни. Было так тихо, что Ширли слышала, как рвется сердце.