Изменить размер шрифта - +

— Я люблю тебя, Гортензия! Пожалуйста, ну посмотри же на меня!

— Любопытно, сколько ни шарю глазами по полу, а тебя не вижу.

— Неужели у тебя ко мне совсем никаких чувств?

— Почему же? Живое и стойкое отвращение к твоей крысиной натуре…

Он снова, в последний раз, попытался ее удержать: обещал, что больше не будет речи ни о council tax, ни о газе, ни об электричестве, ни о макаронах с сыром… Но Гортензия в ответ лишь застегнула на чемодане молнию и вытолкала его прочь из комнаты.

 

Она прибыла в Париж на Северный вокзал, взяла такси, вручила шоферу десятку на чай, чтобы он донес ее багаж до лифта. Ее так и подмывало швыряться деньгами. «Пять тысяч долларов в неделю! Двадцать тысяч в месяц! За два месяца — сорок! А если отличусь, запрошу вдвое, втрое больше! Я королева, царица горы, суперзвезда!»

Торжествуя, она изо всех сил надавила на кнопку звонка. Открыла мать. Гортензии вдруг захотелось обнять ее, и она не стала себе отказывать.

— Мама, мама! Ты не поверишь!..

Раскинув руки, она закружилась по комнате и шлепнулась на красный диван.

Она пустилась рассказывать. Рассказала Жозефине. Рассказала Зоэ. Рассказала Жозиане и Младшенькому, когда пришла к ним в гости.

Младшенький позвонил ей сам.

— Гортензия, срочное дело. Надо встретиться. Мне до тебя нужда.

— Нужда, говоришь, Кроха?

— Да. Приходи к нам сегодня ужинать. Одна приходи. Это заговор!

— Даже так!

— Yes, Milady! И не забудь, I'm a brain!

— I’m a brain, too…

Жозиана и Младшенький сидели в кухне за столом, насупившись, с озабоченным видом. Марсель был еще на работе.

— Приходит теперь все позже и позже, — вздохнула Жозиана, — и сам не свой от забот…

Гортензия поцеловала Жозиану, чмокнула Младшенького в рыжую макушку. «Тебе известно, Кроха, что Вивальди тоже был рыжий?..» Но Младшенький не ответил. Похоже, дело действительно серьезное.

Гортензия уселась и приготовилась слушать.

— Так вот, — начал Младшенький. Он был одет как английский герцог в каком-нибудь фамильном замке в Суссексе. Волосы приглажены и зачесаны на ровный пробор, под подбородком пышный галстук-бабочка. — У нас с мамой есть основания полагать, что у отца имеются недоброжелатели…

Он рассказал о разговоре с Шавалем в кафе, о прочтении рисунка его мозговых извилин и об обнаружении следующих лексем: «Анриетта», «секретные коды», «взлом», «банковские счета», «пищалка», «Гортензия», «джеллаба»…

— Твое присутствие в мозгу этого мерзавца я тебе, так и быть, прощаю. Из воспитанности не стану уточнять, в каком виде ты там фигурируешь, но должен тебе сказать, в моем лично мозгу у тебя не в пример более лестный образ.

— Спасибо, Кроха.

— Мама мне рассказала про эту старую историю с Шавалем. Будем считать, что это был грех молодости.

— Это действительно было очень давно.

— Однако в остальном нам многое непонятно, и поэтому нам требуется твоя помощь.

— Ничего не понимаю, — заявила Гортензия. — Ты что, умеешь читать чужие мысли?

— Да. Это довольно непросто, но возможно. Ценой колоссального усилия. Любой человек излучает волны определенной частоты. Фигурально выражаясь, у каждого в голове собственный приемник. Но мы им не пользуемся, потому что чаше всего сами не знаем, какими чудесными возможностями располагает наш мозг… Словом, мне достаточно настроить мою частоту на частоту Шаваля, и его мысли передо мной как на ладони.

Быстрый переход