— Я люблю тебя, Гортензия! Пожалуйста, ну посмотри же на меня!
— Любопытно, сколько ни шарю глазами по полу, а тебя не вижу.
— Неужели у тебя ко мне совсем никаких чувств?
— Почему же? Живое и стойкое отвращение к твоей крысиной натуре…
Он снова, в последний раз, попытался ее удержать: обещал, что больше не будет речи ни о council tax, ни о газе, ни об электричестве, ни о макаронах с сыром… Но Гортензия в ответ лишь застегнула на чемодане молнию и вытолкала его прочь из комнаты.
Она прибыла в Париж на Северный вокзал, взяла такси, вручила шоферу десятку на чай, чтобы он донес ее багаж до лифта. Ее так и подмывало швыряться деньгами. «Пять тысяч долларов в неделю! Двадцать тысяч в месяц! За два месяца — сорок! А если отличусь, запрошу вдвое, втрое больше! Я королева, царица горы, суперзвезда!»
Торжествуя, она изо всех сил надавила на кнопку звонка. Открыла мать. Гортензии вдруг захотелось обнять ее, и она не стала себе отказывать.
— Мама, мама! Ты не поверишь!..
Раскинув руки, она закружилась по комнате и шлепнулась на красный диван.
Она пустилась рассказывать. Рассказала Жозефине. Рассказала Зоэ. Рассказала Жозиане и Младшенькому, когда пришла к ним в гости.
Младшенький позвонил ей сам.
— Гортензия, срочное дело. Надо встретиться. Мне до тебя нужда.
— Нужда, говоришь, Кроха?
— Да. Приходи к нам сегодня ужинать. Одна приходи. Это заговор!
— Даже так!
— Yes, Milady! И не забудь, I'm a brain!
— I’m a brain, too…
Жозиана и Младшенький сидели в кухне за столом, насупившись, с озабоченным видом. Марсель был еще на работе.
— Приходит теперь все позже и позже, — вздохнула Жозиана, — и сам не свой от забот…
Гортензия поцеловала Жозиану, чмокнула Младшенького в рыжую макушку. «Тебе известно, Кроха, что Вивальди тоже был рыжий?..» Но Младшенький не ответил. Похоже, дело действительно серьезное.
Гортензия уселась и приготовилась слушать.
— Так вот, — начал Младшенький. Он был одет как английский герцог в каком-нибудь фамильном замке в Суссексе. Волосы приглажены и зачесаны на ровный пробор, под подбородком пышный галстук-бабочка. — У нас с мамой есть основания полагать, что у отца имеются недоброжелатели…
Он рассказал о разговоре с Шавалем в кафе, о прочтении рисунка его мозговых извилин и об обнаружении следующих лексем: «Анриетта», «секретные коды», «взлом», «банковские счета», «пищалка», «Гортензия», «джеллаба»…
— Твое присутствие в мозгу этого мерзавца я тебе, так и быть, прощаю. Из воспитанности не стану уточнять, в каком виде ты там фигурируешь, но должен тебе сказать, в моем лично мозгу у тебя не в пример более лестный образ.
— Спасибо, Кроха.
— Мама мне рассказала про эту старую историю с Шавалем. Будем считать, что это был грех молодости.
— Это действительно было очень давно.
— Однако в остальном нам многое непонятно, и поэтому нам требуется твоя помощь.
— Ничего не понимаю, — заявила Гортензия. — Ты что, умеешь читать чужие мысли?
— Да. Это довольно непросто, но возможно. Ценой колоссального усилия. Любой человек излучает волны определенной частоты. Фигурально выражаясь, у каждого в голове собственный приемник. Но мы им не пользуемся, потому что чаше всего сами не знаем, какими чудесными возможностями располагает наш мозг… Словом, мне достаточно настроить мою частоту на частоту Шаваля, и его мысли передо мной как на ладони. |