— С чего ты решил, что он захочет мне все рассказать?

— Потому что он обязательно распустит хвост. Начнет расписывать, какие у него перспективы, какие на него скоро посыплются деньги… Тут ты невзначай упомяни Пищалку и посмотри, как он себя поведет.

— А откуда я знаю про Пищалку?

— А ты поступи как в полиции. Скажи ему, что Пищалка все рассказала Марселю, и Марсель теперь думает, как его покрепче наказать… Но ты, дескать, не хочешь в это верить, а хочешь услышать все как было от него, у тебя к нему еще сохранилось какое-то уважение и даже в некотором роде привязанность… Тут он размякнет, падет к твоим ногам и выдаст нам на себя все улики.

— Н-н-да… Думаете, все вот так просто и получится?

— Я думаю, что для тебя нет ничего невозможного, — ответил Младшенький. — Просто, когда пойдешь с ним встречаться, ты повторяй про себя: Шаваль расколется, Шаваль все расскажет… И вот увидишь, он тебе все выболтает!

Гортензия быстро прикинула в уме. Что ей стоит пойти выпить кофе с этим слизняком, бывшим любовником? Если это ради Марселя, Жозианы и Младшенького… Жизнь к ней в последнее время щедра, почему бы не поделиться с ближними?.. Подумала так и сама себе удивилась. «Что это со мной, — встревожилась она, — никак меняюсь?»

— Если я это сделаю, разоблачу Шаваля… Ты мне окажешь взамен одну услугу?

— Не вопрос, — кивнул Младшенький. Дело в шляпе! — Мам, принеси нам чего-нибудь прохладительного. Ну и жара сегодня!.. Ириски и те липнут к обертке…

— Нечего разговаривать, как отец, ишь, туда же, — заворчала Жозиана. С тех пор как она стала матерью, она старалась выбирать обороты поизящнее и следила, чтобы сын тоже говорил гладко.

Но Младшенький не обратил внимания на замечание. Склонившись к прекрасной Гортензии, он осведомился:

— Чем я могу тебе помочь?

— Мне нужно, чтобы ты проник в мысли Гэри. Я хочу знать, о чем он думает.

— С чего это ты так любопытствуешь, о чем думает Гэри? — заартачился Младшенький.

Гортензия лукаво улыбнулась.

— Вот теперь я тебя не узнаю, Младшенький. Я от тебя ожидала больше сообразительности.

— Я знаю, что ты хочешь увидеться с ним в Нью-Йорке. И не знаешь, в каком он умонастроении на предмет тебя. Боишься угодить впросак.

— Совершенно верно.

— Прежде всего, Гортензия, хочу тебе кое-что сказать…

Жозиана почувствовала, что в ее присутствии сыну говорить неловко, и поспешила выйти из кухни, ссылаясь на телефонный звонок. Младшенький выпрямился, посмотрел Гортензии в глаза и объявил:

— Через семнадцать лет мы с тобой поженимся.

Гортензия прыснула со смеху:

— Неужели?

— Да. Ты женщина моей мечты. Если ты будешь рядом, меня ждет великое будущее. Только у тебя достанет внутренней свободы, чтобы поспевать за головокружительными скачками и кульбитами моей мысли.

— Весьма польщена.

— Пока что я слишком мал…

Он уронил голову на руки и с минуту молчал, распластавшись на кухонном столе.

— Господи, как же мне тесно в этом детском теле! Скорей бы у меня уже были длинные руки и волосатые ноги! Что я могу сделать в этом обличье карлика?.. Но через семнадцать лет я буду мужчиной. И тогда я попрошу твоей руки. До тех пор я готов ждать и даже не возражаю, чтобы ты пока что поездила, поразвлекалась, даже поиспытывала нежные чувства к другим юношам…

— Очень великодушно с твоей стороны, Кроха, — съязвила Гортензия.