— Ну что там? Чего молчишь? — в волнении теребил Коля Арсика за ногу. — Слезай, если сказать не хочешь.
Но Арсик не мог вымолвить ни слова. Вот так разочарование! Он ждал чудесных птенчиков, а на дне гнезда копошились маленькие чудовища: пузатые, краснокожие, «совсем голыми вздутыми животиками. Они разевали. огромные рты и чуть слышно пищали.
— Это, это не они, — вымолвил наконец Арсик. — С птенчиками что-то случилось!
Но Коля всё-таки стащил его с лестницы.
— Это с тобой случилось, бестолковый. Ты думаешь, лягушат им подложили, что ли? Их же, их это дети! Зябликов! Через неделю красивые станут, не узнаешь.
Арсик стоял весь красный.
— Куриные цыплята такие пушистенькие. Я думал… — А ты не думай. У этих всегда так. Не куры…
Родители-зяблики сильно бы обиделись, если бы могли понять, о чём говорили страшилы. Они с писком подлетали к Арсику, чуть не падали ему на голову. Их бесценные красавцы-птенчики вот-вот исчезнут в пасти чудовища. Они ведь не знали, что мальчики, обмотав осину колючкой, спасли их деток от настоящего врага — кота Моисея.
Но вот чудовища уходят от дерева, всё дальше, дальше… Зяблики в волнении кинулись к гнезду. Ну и счастье! Птенчики лежат невредимые и с писком разевают огромные, не по росту, рты. Родители, покружив над ними, радостно отправились на охоту.
Для зябликов наступило трудное время. Сколько ни таскай мошек и червяков, — писк в гнезде становился всё громче. Белое Пёрышко даже петь почти перестал, времени не хватало.
Через две недели уже не голые уродцы, а пятёрка хорошеньких молодых зябликов выбралась из гнезда. Они всё смелее перепархивали с ветки на ветку, и старые зяблики продолжали кормить их, но уже не так усердно. Молодым пора самим учиться ловить червяков и букашек, а у родителей достаточно заботы и без них. В гнёздышко скоро лягут новые голубые крохотки-яички, а там… запищат и новые птенцы. И их надо успеть вырастить, чтобы осенью всем отправиться на зимовку в далёкие жаркие страны.
Но пока ещё вся семья держалась вместе, случилось непредвиденное. Утром Белое Пёрышко проснулся от песни другого зяблика. Да, да, под самым его носом! Он давно уже приучил всех зябликов держаться подальше от его гнезда. А этот нахал поёт себе заливается, как у себя дома. Где? А, вот! На соседней берёзе!
У Белого Пёрышка даже пёрышки на затылке встопорщились от злости. Он камнем свалился с ветки, точно им выстрелили, и — прямо к старой берёзе. И влетел в клетку-ловушку, в другой половине которой весело распевал ручной зяблик.
Хлоп!
— Поймал! Поймал! — закричал знакомый голос. — Дядя Петя, где колечко? Арсик, смотри, дядя Петя покажет, как это делается.
— Спускай западню на землю, — отвечал густой бас. — И не кричите, он и так перепугался.
Белое Пёрышко и правда был еле жив от страха. Чуть дыша, он прижался в уголок клетки. Но вот одна рука открыла дверцу западни, а другая охватила и вынула его так осторожно, что ни одно пёрышко не помялось.
— Вот колечко, — продолжал дядя Петя. — На нём надпись, видишь— Москва. И номер. На зимовке, в далёкой жаркой стране, может быть, этого зяблика поймает кто-нибудь и нам напишет. Вот мы и узнаем, куда наш бродяга зимовать летает. Понятно? Теперь смотри: надеваю ему колечко на ножку. Зажимаю, чтобы держалось. Всё! Лети, глупышка!
Рука разжалась. Белое Пёрышко пулей взлетел вверх и исчез. Он мчался в диком ужасе, едва не разбиваясь о ветки, метался вправо, влево, вверх, вниз, чтобы увернуться от того, что держало его за ногу.
Измученный, он опустился на какую-то ветку. Попробовал клюнуть колечко. Держится крепко. Но боли нет. Может быть, не очень опасно?
Наконец Белое Пёрышко успокоился и вернулся в свой сад, на свою осину, к жене и детям. |