Изменить размер шрифта - +

— Сейчас покончит! — крикнул один, но тут оба вдруг остановились, словно споткнувшись: Белое Пёрышко сложил крылья и камнем упал им под ноги. Ястребок, падавший за ним, в последнюю минуту успел свернуть в сторону и взмыл вверх, готовясь повторить бросок.

А Белое Пёрышко лежал в пыли, почти касаясь босой загорелой ноги мальчика. Он поднял головку, чёрные глаза его ярко блеснули, он тяжело дышал, но не шевелился. Не пошевелился он даже тогда, когда рука мальчика охватила его и осторожно подняла к самому лицу.

— Это он от усталости свалился, — сказал один.

— А я говорю, он нарочно так, ему деваться было некуда, он за нас и спрятался, — возразил другой. — Мне дядя Джулио рассказывал, так бывает. Человека он меньше боится, чем ястреба. Ну, готово, сверни ему шею и клади ко мне в сетку.

— Я тебе самому за него голову сверну, — огрызнулся первый. — Ты что? Совесть греку продал? Птаха нам поверила, а ты — голову?..

— Не валяй дурака, — рассердился второй, — полсотни наловили, а с одним возню затеял. Давай сюда, я сам ему голову сверну. А не то выпусти, вон ястреб на телеграфном столбе сидит — дожидается.

Спор, несомненно, перешёл бы в драку, но мальчики уже поравнялись с решётчатой калиткой сада. Загорелая рука проворно просунулась сквозь решётку.

— Лети, малышок!

Пальцы разжались… В ту же минуту быстрые крылья унесли Белое Пёрышко в глубь сада, в самую чащу каких-то колючих кустов. Он проскользнул в тенистый коридорчик меж ветвей, у самой земли, и долго сидел там тихо, не шевелясь, не веря ещё в своё спасение.

Зато к вечеру, уже почти в сумерки, удивлённые хозяева сада в первый раз в жизни услышали песню зяблика. Наши перелётные птицы не поют в местах зимовки, свои песни они оставляют родине. Но Белое Пёрышко взлетел на ветку апельсинового дерева и там, раздувая горлышко и трепеща крылышками, спел свою лучшую песню, какую пел только летом у родного гнезда.

— Вы-чиу! — звонко закончил песню Белое Пёрышко и, задорно взмахнув крыльями, повернулся на ветке. Но время весёлых летних драк уже прошло, никто не ответил на его вызов, и он сам сразу же забыл о нём. Голос, зовущий куда-то вдаль, беспокойный и неумолкающий, опять заговорил в нём. Короткий крик — и Белое Пёрышко стремительно сорвался с ветки и кинулся в синеющий вечерний полумрак. Куда? Туда, куда звал его голос, дальше, дальше на юг, вперёд через море, чуть видное в лучах заходящего солнца.

Его поняли. Вся стайка, притихшая было во время его песни, дружно ответила на призыв, и в миг на деревьях не осталось ни одного зяблика. Они неслись тесной кучкой, точно заряд дроби, выпущенный из ружья, перегоняя друг друга и чуть не сталкиваясь. И впереди, обгоняя всех, мчался Белое Пёрышко.

А в покинутом саду маленькая девочка спрашивала отца:

— Папа, какая это птичка так хорошо пела? Я её никогда не слышала. Откуда она взялась?

И отец ответил:

— Эта птичка — большая путешественница. Ты её опять увидишь весной. Она полетит далеко на север, выводить детей. И там будет петь свою песенку. У нас она спела её в первый раз. Отчего, что с ней случилось — не знаю.

Маленькая девочка подумала и сказала серьёзно:

— Не огорчайся, папа, я вырасту, узнаю и тебе расскажу.

 

Стайка зябликов неслась стремительно, а берег таял, таял и вскоре остался далеко позади. Они этого не видели и не знали, для них была одна лишь дорога — вперёд.

Солнце садилось за горизонтом, но это их не тревожило. Тихая погода — вот что нужно для слабых крылышек, которым не сладить с ураганом.

Но тихой-то погоды им как раз и не хватило на весь перелёт. Угадывать бурю, пережидать её на берегу они не умели, а буря уже шла им навстречу. Это была даже не буря, просто свежий встречный ветер, но и его оказалось достаточно.

Быстрый переход