Изменить размер шрифта - +
Ну да кому до истины-то докапываться? Времена такие наступили, что человеческая жизнь уж и полтинника не стоит. При Сталине все-таки порядка больше было. А сейчас старики пенсию по полгода получить не могут. Может вот Жириновский Владимир Вольфович выйдет в президенты, как-то этих коррупционеров пришерстит.

Благо ты подальше от этого бардака. Не вздумай возвращаться. Разве в гости? Буду ждать.

Твоя старенькая мама.

Целую тебя, хоть ты этого не любишь. Скучаю по тебе. И целую".

Информация, которую передал ей Наблус с этим письмом, больно хлестанула Таню. В какой-то момент ей показалось, что сама задыхается. Несомненно, Павел был убит. В ее голове мгновенно вспыхнула память разговора с Шеровым. Ошибки быть не может, и дело не в том, что подсказывает чутье. Тут и особого анализа не надо, чтобы все концы свелись к тому, кому нужна была его смерть.

Появился Фахри. Таня мутно молчала. Словно отвечая ее размышлениям по теме, Наблус проронил:

— А как я с машиной твоей ковирался, помнишь? Он не улыбался. Взгляд был твердым, без намека на ностальгические воспоминания о приключениях прошлых лет.

Нет. Вопрос — как указательная стрелка «Alarm».

— Что ты знаешь о его смерти? — спросила Таня.

— Что он не лесник и вряд ли такой ишак, чтобы самовозгореться.

— Кто за этим стоит, что думаешь? Или знаешь?

— Думаю, что и ты.

Таню насторожил его вкрадчивый тон. Ему-то Шеров зачем?

— Ладно, сквитаемся, — тяжело выдохнула она.

— Он сейчас в Норвегии, контракты какие-то заключает.

Таня вскинула бровь на подобную осведомленность.

— Послушай, зануда! Шеров — не Анна Каренина, а я — не тупее паровоза. — Этот литературный пример ему был понятен еще с подфака МГУ. — Надо будет — всему свое время.

— Когда шеровское придет, мне как брату скажешь? — хитрил Наблус.

— Тебя-то что теребит? Мое долевое участие?

— В нем ты и я — между-между.

— Так и говори между где. И с какого боку твой интерес?

— Мне тоже приятно трупчик нашего друга иметь.

— Некрофилия или терроризм? Наблус расхохотался:

— Один мертвец много жизни спасает.

— Он что, продает Израилю разворованное советское вооружение?

Фахри дернул головой. Похоже, попала близко.

— Через его каналы большие еврейские деньги уходят.

— А значит, остальное можно купить на месте? Он помолчал и, обезоруживающе улыбнувшись, будто предлагая вылазку в зону отдыха на Борисовские пруды, заявил:

— Мы его уберем. Ты и я. Я перекрою чуть-чуть кислород, который поступает на другой берег Иордана, а ты успокоишь сердце. Нельзя в себе боль и злобу копить, правда, Рыжая?

— Ну что ж, я давно твоя должница за акцию по ликвидации Ларика. — Сказала так, будто только это ею и двигало, на том и согласилась, наконец:

— Тогда лады.

Когда наш рейс в Осло?

Наблус протянул ей билеты.

Полыхнуло неожиданно. Из-за крыши вырвался язык пламени, Таня увидела, как в одной из комнат второго этажа занялась огнем занавеска, из открытой форточки повалил дым. Она прильнула к окуляру, навела на входную дверь. Из нее выбегали люди — двое, трое, пятеро. Она отчетливо видела выражение незнакомых лиц — растерянное, испуганное. У одного, высокого, полностью одетого, лицо было злое и решительное. Губы и руки шевелились, он явно отдавал какие-то распоряжения. В руках у второго появился автомат. Еще двое бросились, пригибаясь, вдоль фасада, один побежал к «мерседесу». Наблюдая за ними, Таня едва не упустила Шерова.

Быстрый переход