— Имею наглость подозревать тебя в утаивании информации. Но хочу предупредить, что эта тачка тоже не особенно чистенькая. Я ее угнал.

— Я надеюсь, не у Колодина.

— Он мертв. Или ты боишься его и мертвого?

— Exactly[2].

Каждый взял по две канистры с пустосвятовской водой. Машину загнали в полуразрушенную пристройку, где прежде находились барские службы. Здесь ничего не осталось — ни рам в окнах, ни перегородок, ни даже крыши. Одна железная дверь имелась. Дверь заперли. Затем вошли в дом Марьи Гавриловны.

— Сюда. — Меснер указал на дверь из гостиной направо.

Эта комната, тоже гостиная, обитая пунцовым штофом, была точной копией той, что Роман видел на дне тарелки в колдовском сеансе. Мебели никакой. На стенах — четыре картины. И все. На писанных маслом пейзажах — розовый отсвет. На всех четырех полотнах — пейзажи с водой. Вода плескалась.

— Сюда, — повторил Меснер и отворил потайную дверь. Различить ее без подсказки на фоне стены было невозможно.

Он вошел первым. Роман — за ним. Они стояли в схожей комнате. За окном светились воды озера. На стенах — пейзажи импрессионистов.

— Скорее! — сказал Меснер. — Кольцо! Мне кажется, Сазонов в соседней комнате.

Роман шагнул к окну. Распахнул раму. Неужто расстаться с кольцом? Неужто?

— О, Вода-царица! О, светлые воды Беловодья! Плените отцов-основателей этого мира, Гамаюнова и Сазонова. — Колдун сорвал кольцо с пальца и швырнул в воду.

— Профессора?! — изумился Меснер. — Его-то зачем?

Но заклинание уже было произнесено.

Роман рванулся к другой двери, отворил ее. Он был в главной гостиной, но уже в Беловодье. В кресле, сцепив руки замком и опустив голову на грудь, дремал Гамаюнов. Он, видимо, мерз в городе мечты, потому что опять надел белый пушистый свитер с высоким горлом. А напротив него, тоже в кресле, сидел Сазонов. Теперь он предстал в настоящем виде. И оба отца-основателя со своими креслами срослись. Не различить, где кресло кончается, где начинается человек. Они, кажется, не поняли, в чем дело. Потому как Сазонов, увидев Романа, попытался встать. Дернулся раз-другой, на лице мелькнуло недоумение. Мелькнуло и тут же пропало. Сазонов очень хорошо владел собой.

— А, Роман Васильевич, наконец-то! — Гамаюнов поднял голову, улыбнулся блеклыми губами. Он, казалось, не заметил, что пленен. — Надеюсь, вы сумеете восстановить ограду к утру.

— Как Стев? Что с ним?!

— Все нормально. Не волнуйтесь. Чем быстрее вы будете действовать, тем лучше. Леша продержится, уверяю вас. Он молодец. Я всегда в него верил. Но поторопитесь, прошу. Надя вас ждет.

Ах, вот как! Что же получается? Иван Кириллович отдает ему Надю в награду?

«Ловушка! Ловушка!» — ожили в мозгу Романа подозрения.

— Здравствуйте, Григорий Иванович. Как Машенька? — спросил Сазонов. — Надеюсь, с ней все хорошо?

— Не волнуйся, она прекрасно себя чувствует. А вот ты как есть дерьмо, а не хулиган, как я раньше думал.

Сазонов будто не слышал.

— Извините, что пришлось вас срочно покинуть. Но как только я вернусь, сразу все образуется.

Роман подошел к Сазонову.

— Не ожидали, что вернусь? — спросил вызывающе.

Но Вадима Федоровича было трудно смутить:

— Напротив, я поручил Нику Веселкову привезти тебя как можно скорее назад, чтобы починить ограду.

— Неужели? А мне показалось, что вы хотели разрезать мое ожерелье.