Осано наконец возвращается с графином виски в руке. Графин прямоугольный, с глубоким резным узором — знак того, что Осано с чрезмерной серьезностью относится к академическому облику своего кабинета. Он обходит меня, направляясь к буфету, а я остаюсь сидеть, вглядываясь в краски Фрейда.

— Позвони сестре, — он бросает мне переносной телефон. Я ловлю трубку в воздухе.

— Зачем? — Позвонить-то Луизе нужно, хотя бы ради того, чтобы сказать, что к ночи я не вернусь. Однако я понимаю, что просьба Осано вызвана вовсе не этим.

— Аманда выступает в Нью-Йорке у Ральфа Лорена, это уже решено. Теперь я узнал еще, что, вернувшись сюда, она подпишет контракт с Берарди.

Я качаю головой, как бы задумавшись, а на деле — просто пытаясь выиграть время. Осано человек по природе своей не лукавый — в противном случае трудно было б сказать, когда он начинает двуличничать. Но в эту минуту с ним определенно творится нечто странное.

— Есть же и другие модели.

— Таких, что способны пропихнуть мою коллекцию во все журналы и в половину газет мира и при этом согласны получать по таксе, немного. — Осано пробегается пальцами по одной стороне лица. Я где-то читал, что лжецы вечно играют со своими физиономиями.

— А если заменить ее какой-нибудь знаменитостью?

— Одной из итальянских девиц, излагающих по ящику прогнозы погоды? Или из тех, что ахают над призами в телевикторинах? Такую мне раздобыть труда не составит. Да только ни один американский журнал не напечатает ее фотографию.

Он окунает палец в виски, протирает им один из коренных зубов. Я понимаю, что у него и вправду неладно с зубами, может быть, даже абсцесс. Возможно, потому он и кажется таким замкнутым.

— Тут нужна знаменитость, признанная Америкой. Или хотя бы дочь американской знаменитости. Да и что такое, черт побери, знаменитость? Знакомая Донателлы. Почему в Америке больше почти нет настоящих звезд?

— А кто настоящая американская звезда?

— Чака Хан. Я с ней однажды встречался. Какая красавица! И ростом-то от силы метра полтора. Вот почему мы используем моделей. — Осано убежденно кивает. Но кончает тем, что трясет головой. — Они совсем как белые мыши — смазливы, неотличимы одна от другой, и каждая спит со всеми остальными. Но без них не обойтись. Позвони сестре.

— Давай сначала поговорим о моей работе.

— А, ну правильно. И что? Торговаться будем? Хочешь вытянуть из меня побольше?

Я объясняю:

— Мне не нужна работа, Осано. Я хочу вернуться домой.

— Правда? — он оседает в кресле пониже. — Черт бы подрал эту зубную боль.

Выходит, я был прав.

— Я хочу поступить в колледж, Джанни. И должен подать документы в этом месяце.

— Мне казалось, ты собираешься стать дизайнером.

— Собираюсь. Потому и поступаю в Сент-Мартин.

— Плюнь на него. Поработай у меня.

Я начинаю оправдываться:

— Сент-Мартин лучше всех остальных.

— Да и хрен с ним. Самое лучшее — поднабраться опыта. Сколько тебе сейчас, двадцать один, двадцать два? — Я его не поправляю. — Если и поступишь туда, ко времени выпуска тебе будет двадцать пять. И никто твоего дипломного показа не увидит, значит, никто и денег не даст. Кончится тем, что ты станешь искать работу: ровно такую, какую я тебе предлагаю. А там скоро и тридцать стукнет, опыта у тебя будет хоть отбавляй, но ни одной собственной коллекции. А только такой опыт в счет и идет.

— Если я стану сейчас работать у тебя, я такого опыта тоже не получу.

— Послушай.