— Осано, ему обязательно работать сегодня вечером? — спрашивает Биби. — Он же просто сгорит.

— Нет, работать ему не обязательно. Да и кто тут вообще работает? Кроме меня. Ладно, пойду вылизывать задницы финансовым гениям.

Пойман на вранье. Нет у меня никакой работы. К концу ужина в голове моей начинает вертеться мысль о фокусе совсем уж подлом — разыграть ссору с Биби, чтобы никуда с ней не идти. Но это оказывается не нужным. Мое странное поведение внушает Биби такую тревогу, что она предлагает лечь сегодня пораньше.

Номер в «Четырех временах», в общем-то, не похож на гробницу; он столь очевидно дорог, так роскошен, простыни в нем так плотны и кремовы, настенные лампы льют чрезмерно мягкий, лучистый свет, согревая живые тона кожи Биби. Я остаюсь. Я мог бы вывесить снаружи табличку «Не беспокоить», препоясать дверь полицейской лентой и остаться здесь навсегда. Однако каждое утро я жду на тротуаре Винченте, и Осано подбирает меня и отвозит в ателье.

Я провожу у Биби почти каждую ночь, но избегаю посещать приемы и вечеринки, на которых она бывает. Биби купила зарядное устройство для Стэнова телефона и взяла с меня обещание носить телефон с собой. Обычно я сообщаю ей, когда собираюсь вернуться в отель, а это неизменно случается после двух часов ночи. Мне удается выспрашивать у нее, виделась ли она с Луизой и Амандой, и при этом сохранять незаинтересованный вид. Тем не менее, заглядывая в бары и рестораны, я все еще трепещу, опасаясь столкнуться с пьющей в их обществе Биби. Однажды так и случается, и я вжимаюсь в стену, прежде чем кто-либо из них меня замечает. Двое, хихикая, проходят мимо, загораживая меня. Мужчина повыше останавливается, прямо на линии взгляда Луизы. Я благодарен ему за прикрытие, и потому проходит какое-то время, прежде чем я понимаю, что он и его приятель разглядывают меня. Затем оба кивают: «Чао», и уходят. Странное мгновение, совершенно не сексуальное; я так и не понял, что между нами произошло. Впрочем, скоро они теряются в толпе, и мне приходится подыскать другую группу людей, чтобы прятаться за ними, наблюдая за происходящим из-за их затылков. Луиза стоит спиной ко мне, позируя вместе с Биби и Амандой снимающему их фотографу. Интересно, сколько времени удастся мне оттягивать встречу с девушками? Ясно ведь, что недолго. Но в эту ночь я выбираюсь на улицу, звоню и сообщаю, что задержусь позже обычного, а после вернусь к Осано. Снаружи стоит жуткий холод, улицы покрыты снегом. Аэропорт Линате из-за метелей закрыт, поэтому на начало Недели моды приходится спад напряжения. Город притих как раз тогда, когда никто этого не ждал. Прохожих на улице всего ничего, и странно выглядит между ними ковыляющая по снегу, засыпавшему виа Монте-Наполеоне, женщина в легком платье, голоногая, в ременчатых туфельках. Единственное, что указывает на близость важных событий, это съезжающиеся со всех концов света люди: закупщики, журналисты, — они прилетают в Швейцарию, а оттуда поездами добираются до заваленного снегом города.

До странного тихое начало затягивается, захватывая уик-энд, поскольку первый большой показ, результат слияния Доменико Дольче и Стефано Габбана, должен состояться только во вторник. Я его пропускаю. Выбраться из ателье днем мне сложновато, а чтобы попасть на показ, посмотреть его и вернуться, пришлось бы потратить часа три. Я извиняюсь перед Биби, которой предстоит выйти на подиум, и в ту же ночь уклоняюсь от встречи с ней в баре отеля. Ночую я у Осано, а за завтраком разглядываю фотографии в газетах. Осано передает мне их, плотно сжав губы; ему уже попалась на глаза фотография Аманды. Журналисты называют манекенщиц «D&G „рок-цыпочками“», поругивая напечатанные на футболках отсылки к Дебби Харри и рассуждая о том, что Блонди окончательно вытеснила Мадонну из сердца Дольче и Габбана. Никто из них не упоминает о футболках с логотипом группы «Уайтснейк»: видимо, сотрудники журналов мод в «хэви-метал» не разбираются.