Важную настолько, что он готов за нее убивать и калечить. А амулетик такой маленький, легкий, как перышко — ветром унесет, и не заметишь. Птица, опять же, подобрать может. Зверь любопытный наткнется или, чего доброго, путник случайный набредет… потом нам придется его искать, сбивать ноги, беспокоиться лишний раз… конечно же, обоим искать, потому что я себе этого никогда не прощу…
Обреченно выругавшись и в который раз прокляв свое мягкосердечие, быстро вернулась, сердито затолкала дурацкую висюльку в карман и, сложив из камешков большую стрелку, острием на восток, быстрым шагом ушла. Не желая терять время зря, но про себя твердо решив, что промахнуться по такому указателю даже дурак не сумеет. А как только оборотень появится, прямо с ходу суну под нос его главное сокровище и от души дам в морду, если увижу на ней хоть малейший признак недовольства. Богом клянусь, что дам. И, наверное, даже ногой, потому что если этот мохнатый гад только посмеет заикнуться, если только скривится или возмущенно тявкнет, если вздумает снова зубы свои показывать и пытаться ворчать…
Наверное, у меня в кои-то веки все было написано на лице, да еще во-о-от такими огромными буквами (чтоб, значит, никакого недопонимания не осталось!), потому что вернувшийся к ночи оборотень, против ожиданий, не вымолвил поперек ни единого словечка. Не возмутился и не потребовал объяснений, намекая на то, что, дескать, полдня рыскал по окрестностям в поисках своей агатовой побрякушки. Точнее, он просто не успел возмутиться, потому что, едва рядом с костром возникла его массивная тень, я резким движением протянула руку с амулетом, который успела не раз проклясть, и прямо-таки впихнула в изумленно разинутую пасть. Повесила на первый попавшийся клык, торопливо отодвинулась и мрачно сообщила:
— Ты оборонил.
Ширра странно кашлянул, потому что порванная цепочка, разумеется, не удержалась на остром зубе и с тихим шелестом соскользнула на землю. Коротко блеснула в свете тревожно колеблющегося пламени, а потом пропала в густой траве, наверняка испачкавшись и покрывшись свежей грязью, явно зарылась в не первой свежести лесной мусор… но он все-таки смолчал. Похоже, правильно расценил кровожадное выражение на моей зверской физиономии, которое я репетировала весь долгий день, и просто не рискнул связываться — понимая, что я ого-го на каком взводе, вдруг смущенно вздохнул, опустил странно горящие глаза и… осторожненько улегся рядом, предусмотрительно затолкав цепочку под могучую лапу.
Кхе… и это все?!!!
Я еще с полчаса честно ждала скандала, встревожено ерзала и беспокойно косилась на черный загривок, заранее готовя обличительную речь, вздумай он начать выяснять отношения. Но нет — обошлось. Ширра лежал очень смирно, лениво прикрыв веки и ровно дыша в мое колено, словно ничего необычного не случилось. Почти не двигался, не дергал сердито хвостом, не сопел и не ворчал вполголоса. Казалось, просто задремал, отдыхая после утомительного дневного перехода. Хотя… кто знает, чем он там занимался? Может, упырей каких отгонял да мавок живучих в болоте топил, пока я ломала голову, как бы не разругаться с ним из-за пустяка. Может, подругу встретил по пути да заболтался о разном. Или ворье какое выловил в чаще, собиравшееся кому-то засаду устроить… откуда мне знать? Однако сейчас он не сердился и не выглядел раздраженным. Скорее, немного усталым и… умиротворенным?
Пожалуй. Похоже, его не слишком-то расстроило мое самоуправство.
— Ширра? — нерешительно дотронулась я до маленького уха.
Тигр немедленно обернулся.
— Ты, правда… не сердишься?
Он какое-то время просто смотрел, повергая меня в знакомое оцепенении золотыми зрачками, а потом пренебрежительно фыркнул и, лизнув мои пальцы, с урчанием потерся щекой. Дескать, какие глупости… нашла, о чем переживать!
Признаться, я откровенно растерялась, потому что ждала от вспыльчивого и быстрого на расправу оборотня совсем иного. |