Изменить размер шрифта - +
Вскоре отчаянно заныла рана от когтей оберона. Левая порчина неожиданно намокла, будто старый шрам внезапно открылся такой же раной, как почти два месяца назад, по голени потекло что-то липкое и горячее.

Я судорожно сглотнула, чувствуя на губах соленое. Тяжело задышала, начиная подозревать, что на этот раз моих сил может не хватить. Вцепилась в проклятый амулет уже двумя руками и до скрежета сжала зубы. Я должна… просто должна это сделать! У меня не было права отступить! Я не могу сдаться и проиграть какой-то дерьмовой железке, у которой даже мозгов нет, чтобы как следует сопротивляться! Я просто должна! Я обещала…

У меня отчаянно заныли зубы, руки как отвалились, ног я тоже больше не чувствовала, а дыхании вырывалось из груди сиплое, шумное, будто на морозе. Кажется, даже холодное облачко в какой-то момент слетело с губ, осев на щеках и ресницах острыми льдинками. Что это? Слезы? Да, кажется, слезы текут из глаз. Во рту поселился стойкий привкус крови, сердце билось тяжело, с перерывами, будто совершало гигантскую, неимоверно трудную работу. Горло перехватило болезненным спазмом. Висящая на груди цепочка вдруг показалась неподъемной тяжестью, а мерцающая мягким голубым светом жемчужина — целой горой, что вдруг обрушилась сверху и давит, давит, настойчиво пригибая голову к земле.

Я тихо застонала, остро жалея, что не способна на большее. Крепко зажмурилась, отдавая последнее, что могла, а потом почувствовала, как что-то словно рвется внутри и распадается на миллионы крохотных осколков. Точно так же, как распадался у меня в руках потерявший силу амулет. И теперь бьющий из моих ладоней белый свет уже ничто не сдерживало — мягкий, чудесный, невозможный свет творимого безумия.

Затем пришла сильная боль, за ней — отчаяние, смешанное с горечью и четким пониманием своей оплошности. Потом появился сильный жар в онемевших пальцах, который быстро растекся во все стороны и горячим маревом окутал проклятую клетку, где вдруг заметался и испуганно заскулил громадный оборотень.

Во мне задрожала и лопнула еще одна струна, из носа щедро брызнуло алым. В глазах помутнело, но перед тем, как окончательно потерять сознание и рухнуть безжизненной куклой на вытоптанную землю, я все-таки смогла поднять налитые свинцом веки и с какой-то необъяснимой гордостью увидеть, что дурацкий замок, наконец, сдался. Не смог мне противостоять. Он вдруг разом почернел, заскрипел, отчего-то съежился, разрывая прочные связи с наложенной на клетку охранной сетью. Многочисленная паутина заклятий тоже задрожала, стремительно сползая с прутьев, словно ее сдергивали невидимые пальцы. Потом замок сухо щелкнул, раскрылся, как перезревший орех, и безжизненным куском металла рухнул точно на мои ноги.

Но я этого уже не почувствовала. Только увидела, как перевернулся вверх тормашками мир, вместо ошеломленно распахнутых черных глаз надо мной нависло ночное небо Тирилона. По лицу ласково прошелся легкий ветерок, а чей-то грустный голос в голове неслышно вздохнул:

— Вот и все, Трис. Я больше тебе не нужен…

 

7

 

Просыпалась я тяжело и неохотно, будто выныривала из глубины черного безвременья, куда по собственной глупости вдруг решила окунуться с головой. Неестественный сон отпускал долго, цеплялся за разум, будто имел на меня какое-то право. Уходил с недовольным ворчанием, словно не желал оставлять измученное и изрядно помутневшее сознание. Тело казалось онемевшим и каким-то чужим, руки и ноги налились свинцовой тяжестью, дышать было трудно и ненормально тяжело. Каждый вздох давался настолько нелегко, что в пустую голову плавно закралась мысль о том, что тело и правда не мое.

Впрочем, это быстро прошло: спустя несколько минут невозможная слабость стала проходить, вернулся слух и чувствительность в пальцах, одновременно появилось ощущение того, что я лежу на чем-то мягком и довольно колючем. Затем прояснилось в глазах, утих нескончаемый гул в ушах, в висках постепенно перестала стучать кровь.

Быстрый переход