– Девчонка? – спросил он, глядя на нее оценивающе, как на лошадь для верховой езды.

– Зато какая, – отозвался старичок, и голос его прозвучал без дребезжания.

Это напугало девочку еще больше, захотелось убежать подальше от этих жутких людей, или позвать, чтобы папа вернулся. Но она вовремя вспомнила, что она не абы кто, а сама Джадия аб Хонек, до крови закусила нижнюю губу и гордо вскинула подбородок.

А еще на память пришел день, случившийся полгода назад, когда она узнала, что вскоре покинет родной дом. Ее привели тогда к древней семейной реликвии – вышитом на шелке фамильном древе, что уходило на десятки поколений в прошлое, и начиналось во временах едва не легендарных.

– Смотри! – сказал тогда отец серьезно-нудным голосом, какой он использовал в торжественных случаях. – Твои предки были королями, они правили обширными землями, и враги трепетали перед ними!

Джадия это уже знала, чуть ли не с самого рождения ей прожужжали уши ее происхождением, благородством и древностью семьи. Но она слушала внимательно и терпеливо – понимала, что отец ничего не делает просто так, и что затевается нечто важное.

– Вот Факих Отважный, недруги страшились его имени, – продолжал отец, водя пальцем по толстому стволу и могучим ветвям, изображенным с помощью золотых и серебряных нитей, – вот Ирза Неудачник, он потерял корону и трон, но сумел бежать, сохранить жизнь, а это для свергнутого правителя не так-то легко.

Девочка с трудом могла представить, как можно потерять корону и трон – разве что жить в таком огромном дворце, где тысячи чуланов, и засунуть в один из них, там оставить и забыть.

– И пришли узурпаторы, и заняли то, что наше по праву! – глаза Вариала аб Хонека сверкали, он размахивал руками, а глядевшая на него мама время от времени всхлипывала, и подносила к глазам платок, хотя ничего грустного вроде бы не происходило.

– Ох, может не надо? – спросила она, когда отец заявил, что «пора возвратить трон и корону», на что получила предсказуемо гневный взгляд и сердитый взмах большой, тяжелой руки.

– Сейчас такое время, когда есть шанс вернуть утраченное, и им надо воспользоваться! – воскликнул Вариал аб Хонек. – Мы недостаточно богаты, чтобы нанимать армии, видит Темный Жрец, но кое-какие сбережения у нас есть, и ими мы распорядимся с толком.

Присев на корточки, он положил ладони Джадии на плечи и, назвав ее «дщерь моя», что делал очень редко, принялся рассказывать о какой-то «гильдии», куда девочке предстоит отправиться на учебу. Мама всхлипнула еще раз, а затем и вовсе отвернулась, точно пыталась скрыть недостойные благородной женщины слезы.

– Но я не хочу ни в какую «гильдию»! – сказала Джадия, когда отец замолчал.

– И мы не хотим, чтобы ты туда отправлялась, – очень мягко проговорил Вариал аб Хонек, ничуть не рассердившийся, чего девочка очень боялась, – но вспомни о том, кто ты есть, о фамильной гордости, и о том, что ты получишь, вернув то, что когда-то являлось нашим!

Да, Джадия не против была стать королевой – чтобы все ее слушались, красивое платье и корона, не нужно ничего делать, и каждый день, а не только по праздникам можно есть любимые пирожные. Но она не желала покидать дом, оставлять подружек, маму, привычные игры, и уезжать неизвестно куда, и, похоже, что в другой город.

– Нет, не хочу, – повторила она, и даже гневно топнула, что очень редко позволяла себе в присутствии отца.

Но он вновь не рассердился, его голос не стал холодным, как осенний ветер. Вариал аб Хонек заговорил о том, что она в любом случае будет вынуждена подчиниться, ибо таково веление самого Темного Жреца и его сестер, и вот тут-то девочка охнула и прижала руки ко рту.

Тем же вечером ее отвели в храм, не тот, куда они ходили вместе с соседями, с золотым диском на крыше, где толстый жрец с блестящей птицей на груди нараспев читал что-то, в а другой, тайный, о котором воспрещалось кому-либо говорить, и где бывали очень немногие.