Ставр понимал это и без Вельямидовых слов. И если судить по характеру князя, то можно было в ближайшее время ждать немало любопытного и страшного. Хотя просто ждать, ничего не предпринимая, глупо и опасно.

Людмила весть о крещении князя Владимира встретила с радостью. Правда, эта радость поблекла, когда она узнала, что боярин Ладомир не только не последовал примеру князя, но не захотел даже ногой ступить на киевский причал и ушёл на своём драккаре, далеко опередив князя, который расценил его поступок, как бесчестье своему имени.

Правда, у воеводы Ладомира были причины так поступить, но об этом Мечислав не стал рассказывать матери, чтобы не расстраивать её ещё больше. А сам молодой боярин в виду свершившихся важных событий пребывал в сильном смущении. То, что князь Владимир, отринув богов ложных, принял Бога истинного, Мечислава радовало. Но то, как он это сделал, вселяло тревогу. Ладомир смеялся над чудесным исцелением князя, и в этом его неверии была своя правда, которую Мечислав не мог отрицать, не покривив душою. А когда внезапно умер несчастный боярин Вятко, который во хмелю на одной из стоянок облаял непотребно Великого князя за посрамление славянских богов, Мечислав не поверил в шепоток о мести греческого Бога охальнику. Бог всемогущий так не мстит, а терпеливо склоняет заблудшую овцу к добру и истине. И прочие упрямые бояре и мечники пали жертвой не Бога и даже не печенегов, метнувших якобы в них стрелы, а, как подозревал Мечислав, князя и его ближников. И от этих бесчинств человека, на которого лишь недавно пролилась благодать божья, на душе у молодого боярина появилась горечь. И в Киев въехал Владимир не с просветлённым ликом, неся свет доброты пребывающим в заблуждении душам, а с суровостью во взоре, словной чужой и злой город взял после тяжёлой осады. От мрачных мыслей отвлекла Мечислава Веснянка, которая за прошедшие месяцы истосковалась по мужниным ласкам и теперь настойчиво просила своё. Но тем ласкам помешал ввалившийся среди ночи в ложницу Пятеря, с выпученными от испуга и удивления глазами:

- Боярин Изяслав с мечниками тебя требуют по слову княжьему.

Веснянка на Пятерю зашипела обиженной лебедицей, но дело тут было, конечно, не в холопе, и Мечислав не ждал ничего хорошего от неожиданного Владимирова зова.

На дворе была непроглядная темень, и только в свете горящего факела разглядел молодой боярин лихорадочно блестевшие глаза Изяслава. А из-за его спины навстречу Мечиславу выдвинулись Будимир и Шолох.

- Волею князя Владимира зовём тебя, боярин, на святое дело, - сказал Изяслав.

А что это было за дело, Ставров сын объяснять не стал, а Мечислав так растерялся, что даже забыл уточнить. Увидел только, что гости его с оружием и в броне, а значит, дело предстоит нешуточное.

- Мечников брать?

- Возьми Вилюгу, - посоветовал Шолох. - И ещё десяток самых верных.

На сборы Мечиславу много времени не потребовалось, бронь, что за месяцы похода почти срослась с телом, привычно легла на плечи, так что он даже тяжести её не почувствовал.

- Пойдём пеши, - сказал Изяслав Мечиславу и подоспевшему Вилюге. - Тут недалеко.

С Изяславом и Шолохом было ещё человек пятьдесят, среди которых Мечислав узнал бояр Басалая и Боримира, живших неподалёку, а остальные лица тонули в темноте.

Шли к Перунову холму. Это Мечислав определил сразу, и уж если шли в броне и оружны, то глупо было спрашивать зачем. Бог греческий не хотел терпеть подле себя языческих идолов, и его печальникам предстояло ныне исполнить божью волю. От этих догадок у Мечислава холодок пробежал по спине. О том, что прогонит Великий князь из Киева волхвов вместе с их погаными идолищами, в окружении князя говорили ещё от самого Херсонеса. Князь Владимир обещал это жене своей Анне и посланцу византийских императоров Фоке. Этим слухам Мечислав не особенно тогда придал значение, скорее даже обрадовался тому, что ложные боги не будут более смущать разум и души киевлян, которые, прозрев, обратят свои взоры к Богу истинному.