Изменить размер шрифта - +
Так зачем же лить кровь здесь, на земле, когда там наверху всё решено? Хабар и раньше вряд ли бросился бы в безумную затею, а ныне ему и вовсе это делать не с руки. Ибо знаки, выложенные внуком, призывают его к иному, и самое время подчиниться этому знамению.

Сам боярин к Добрыне ехать не решился. Бакуня мог соглядатаев поставить у дома, чтобы наблюдать за Хабаром. Ведун не из доверчивых людей, а уж его коварству позавидует и древлянский леший. Послал Хабар Родю, но и тому велел идти окольными путями и оглядываться почаще. Тивун, конечно, не великого ума человек, но умнее его всё равно не найдёшь на подворье. А если послать кого-то из мечников, это сразу же бросится в глаза. Нет, Родя из всех самый подходящий. Только бы не перепутал чего по глупости. На три раза втолковывал ему Хабар и три раза повторить заставил. Если не растрясёт разум по дороге, то доставит послание боярина воеводе. А уж там древлянский леший сам додумает, как ему быть, тоже ума у него не меньше, чем у Хабара.

 

Глава 12

Новгородский бунт

 

Утро на Новгородчине в тот день выдалось солнечное, что в предлетнюю пору на славянских землях не такая уж редкость. В эту пору вечевое било обычно молчит, потому что весной каждый день дорог, и все, кто не желает клацать зимой зубами от голода, суетятся на своих огнищах, рассыпая семена в заждавшуюся землю. Но ныне всё в Новгороде пошло на перекосяк, а слухи ползут по городу один другого страшнее да невероятнее. В одном сходятся эти слухи - случилось на Киевщине необъяснимое и прежде никогда не слыханное. Против правды, завещанной отцами-дедами, волею князя Владимира поклонились киевляне пришлому богу. Да мало того,что сами поклонились, так и иных прочих к этому стали нудить.

Шёл упорный слух, что воевода Добрыня, по наущению княж Владимира, собирается всех новгородцев согнать в Волхов. И если те нового бога не признают, то упьются речной водицей до смерти. Вот оно ныне что делается - не по правде живём, не по древнему ряду, а по злому умыслу Великого князя да по самодурству его воевод. С древлянского лешего, пожалуй, станется. Он за Перуна рвал людей на куски, а теперь, вишь, нашёл иного бога и готов за него рвать, аки пёс цепной.

Город загудел с первым же ударом била, и народ густо повалил на вечевую площадь. Шли не по-праздничному. Ступивший со двора в окружении мечников Хабар сразу же обратил на это внимание. Верный признак, что готовы к драке новгородцы, а потому и нарядились в то, что порвать не жалко. По доброму времени Хабару непременно уступили бы дорогу, а ныне чуть ли не каждый норовит зацепить боярина плечом. С кузнечного конца те всегда охальничают, но ныне и кожемяки смотрят без всякого почтения. Взбаламутился народишко, затаил обиду на князя и его воеводу за поношение своих богов. Кузнецы-то особо Перуну кланяются, это их бог, даровавший огонь, без которого не выкуешь доброго изделия. По внешнему виду не заметно, что кузнецы при оружии, но кто знает, что они прячут под одеждой.

Сам Хабар при мече, но без брони, хотя и был соблазн прикрыть грудь колонтарём. Но это уже против всех новгородских обычаев - не на рать же созывают, а на вече. С большим трудом, более плечами мечников, чем собственной десницей, пробил Хабар дорогу на лобное место, где уже собралась вся новгородская старшина. И первым, с кем столкнулся Хабар нос к носу, оказался Глот, у которого рожа с утра была багровой, словно он всё пытался гавкнуть погромче да не хватало мощи. Хабар не стал лаяться за место в первом ряду, а примостился в сторонке. Глот прикрыл грудь колонтарем, не постеснялся осуждающего глаза. А Верещага, совсем высохший за последние годы, одна желчь, наверное, в нём и осталась, расположился ошую от Хабара. Тоже в первый ряд не полез, чуял неладное. Да и трудно было не учуять, если вечевая площадь прямо-таки заходилась от крика. А что кричат, сразу не разберёшь, но явно враждебное князю и собравшейся на лобном месте старшине, которая из предосторожности выставила своих мечников вперёд.

Быстрый переход