А в Полоцке ещё дрались по усадьбам, но к звону железа и хрипам умирающих добавились женские крики. Ратники князя Владимира, распалённые сечей, спешили утолить и иные прорезавшиеся потребности.

Кое у кого не хватало терпения дотащить жёнку до ближайшей клети, а потому насиловали прямо на улицах среди окровавленных трупов. Какая-то растрепуха выскочила прямо под ноги Сновидову коню в чём мать родила. Сновид не растерялся и подхватил её в седло, оттолкнув сапогом опоздавшего ратника. Ратник, если судить по выговору, был из чуди, но на его ругательства Волки не обратили внимания. И только Пересвет погрозил ему окровавленным мечом.

Ратник с конными связываться не стал, хотя добыча, по мнению Ладомира, того стоила - лет шестнадцать было девке, в самом соку. Сновид завернул её, трясущуюся от холода и страха, в свою волчью шкуру и насмешливо подмигнул товарищам.

К Вельямидову терему прискакали в самый раз, там уже хозяйничали Скатовы нурманы, шаря по клетям и амбарам. Ладомир прыгнул из седла на крыльцо и рассерженным соколом влетел в палаты.

Нурманы, похоже, ругались меж собой, деля девок, которые испуганно жались за спиной ведуна Гула. Широкоплечий нурман тянул Вельямидову Ждану к себе, а его противник держал её за волосы и лаялся по чём зря. Девка орала от страха и боли, царапая широкоплечего когтями, но спорщики не обращали на неё внимания. Ладомир, ни слова не говоря, врезал плещеистому в челюсть, а уж у того был выбор, отлетать к стене или мешком валиться на пол. Второго облагодетельствовал Войнег, ударив ребром ладони по кадыкастой шее да так удачно, что нурман захрипел побитым псом на половицах. Третий, самый покладистый нурман, поджидавший конца спора своих товарищей на лавке, схватился за меч, но был остановлен Ратибором и Пересветом, а потом спущен вниз с крыльца. Следом полетели его не успевшие оправиться от ударов товарищи.

Шарившие по клетям и амбарам нурманы мигом скучковались во дворе и ощетинились мечами. Было их не меньше десятка, готовых отомстить за обиду нанесённую товарищам.

- За что моих людей побил, мечник, - выдвинулся вперёд один из них. - По слову княжьему, кто добычу взял, тот ею и владеет.

- Добычу первым взял я, - крикнул с крыльца Ладомир. - Ведун сказал тебе об этом, а ты его облаял непотребно. По правде новгородской за это с тебя будет большой взыск.

- Меня зовут Рулав, - сказал рослый нурман, довольно бойко изъясняющийся на славянском языке. - А кто из нас прав, пусть решает князь Владимир.

- Согласен, - кивнул головой Ладомир.- Зови на княжий суд Белых Волков из гонтища Бирюча.

На том и разошлись без драки и большого лая. Волки отправились в Вельямидов дом, а нурманы - со двора. Хапнули они немало по боярским закромам. Ладомир был уверен, что на княжий суд они не придут, не станут из-за девок связываться с Волками Перуна. Тем более, что сами кругом виноваты.

Покорённый Полоцк полыхнул было кое-где мстительным огнём, но промчавшиеся по улицам мечники во главе с воеводой Добрыней усмирили огненный вихрь в самом зародыше. Грабёж и насилие не удалось бы остановить даже древлянскому лешему, да он и не пытался. Закон любой войны суров - победителям достаётся всё.

Ладомир ещё некоторое время постоял на крыльце, любуясь звёздным небом и слушая крик отчаяния поверженного города. Было в этом зрелище нечто страшное и чарующее и даже более торжественное, чем жертвоприношение в святилище Перуна. Ударяющий бог должен быть доволен - целый город брошен к его стопам, а крови, пролитой на улицах, хватит для утоления самой дикой жажды. Во всяком случае, так кажется Ладомиру, но кто знает, какая глотка у бога.

Белые Волки уже расположились за столом в ожидании ужина. Холопки Вельямидовы суетились вокруг, соревнуясь в желании угодить своим спасителям, а три дочери боярина жались в углу, видимо не были уверены, что не попали из огня да в полымя. Ждана была холодна-то ли от испуга, то ли просто по неопытности.