- Чарку боярину Володарю и место за столом, - крикнул Владимир.

Смерть сына не погасила горящих ненавистью Рогволдовых глаз, и Владимиру на мгновение стало не по себе. Он покосился на Добрыню и получил в ответ насмешку с толстых почти упрятанных в густой шерсти губ. Прав новгородский воевода - любое начатое дело следует доводить до конца, иначе все решат, что князь боится крови и сомневается в своей правоте, а с дрожащим сердцем не служат Перуну.

Боярин Вышеслав отказался рубить голову второму сыну Рогволда, и был зарублен сам расторопным Добрыниным мечником. Удар мечника был хорош, его одобрили все сидевшие за столом, а князь одарил лихого рубаку наполненной до краёв вином золотой чаркой. Снёс голову княжичу Игорю другой полоцкий боярин, имени которого Ладомир не расслышал, а убитого княжича даже пожалел - было тому никак не больше шестнадцати, а смерть он принял как подобает воину, без кринов и слёз.

Князь Рогволд остался верен себе и глаз не спрятал, а когда его повалили на стол, то он и здесь сумел развернуть голову так, чтобы не упустить лица своего врага.

Эти горевшие ненавистью зенки следовало погасить во что бы то ни стало, они раздражали князя Новгородского и мешали ему ощутить во всей полноте радость одержанной победы.

Троих полоцких бояр зарубили подле князя Рогволда, прежде чем пришёл черёд боярина Вельямида.

- Не робей, родич, - неожиданно произнёс Рогволд, до селе не проронивший ни слова. - Довершай начатое.

Боярин Вельямид отшатнулся от протянутого Фарлафом окровавленного меча. А голову Рогволду снёс неожиданно вставший из-за стола Войнег, спасая тем самым боярина от верной смерти.

- Не взыщи за удар, князь, - холодно произнёс Войнег. - Боярин Вельямид отец моей жены, а потому и прошу сохранить ему жизнь.

Глаза Владимира вспыхнули гневом, а лицо исказила гримаса пьяного бешенства. Дорого обошёлся бы Войнегу этот удар, кабы не вмешался Ладомир.

- Опомнись, князь, - сказал он поднимаясь с места. - Боярин помог нам открыть полоцкие ворота - так-то ты ценишь верную службу.

Владимир с трудом повернул голову в сторону говорившего - то ли мешала захлестнувшая разум ярость, то ли пьян был сверх меры.

- Неужели и тебе, Ладомир из рода Гастов, боярин Вельямид родственник?

- А как ты угадал, князь? - удивился Ладомир.

Удивление было деланным и прозвучало как насмешка, а потому и просипел Владимир севшим от ненависти голосом:

- Выходит, я плохой родственник князю Рогволду, коли снёс ему голову, а Волки?

- Так ведь ты не успел им стать, князь Владимир, - добродушно улыбнулся Ладомир, - а мы успели. Сначала ложница, а патом мёд.

Первым захохотал Добрыня, откидывая назад заросшую лохмами голову, а уж во след ему рассыпался смехом весь пир. Владимир какое-то время пересиливал себя, а потом всё-таки сумел усмехнуться в отрастающие усы. Князь не вправе терять голову от хмеля и ронять себя при всех несправедливостью, а потому и сказал Владимир громко, желая подчеркнуть свою власть:

- Ты, Ладомир, заслуживаешь награды не за испорченную Вельямидову дочь, а за открытые полоцкие ворота. Проси, что хочешь.

- Третину земель боярина Збыслава, которую ты взял под себя, князь Владимир, отдай внуку боярина Хабара, и мы будем с тобой квиты.

Боярин Хабар, сидевший неподалёку, едва не захлебнулся медовой брагой. Спасибо молодому Шварту, который вовремя приложился к его спине ладонью, а то пришлось бы боярину отправляться в страну Вырай до поры. Боярин Глот, стремительно буревший от волчьего нахальства, открыл было рот для протеста, но сил обронить слово уже не нашлось, влитая в обширное брюхо медовая брага отозвалась весёлым бульканьем, которое никто из присутствующих не разобрал к великой его обиде.