- Владимиров напуск мы отразим, - бодро сказал Отеня. - Сил хватит.

- Так же говорил и Рогволд Полоцкий,- вздохнул боярин Боримир. - А где он теперь?

- Хабар рассказывал, что головы Рогволду и его сыновьям рубили полоцкие бояре, а кто рубить не хотел, тот за строптивость своей головы лишался, - вздохнул тяжко Блуд. - Так-то вот, бояре.

А более никто ничего не сказал и даже не глянул открыто Ярополку в глаза. Князь тоже молчал и щурился на ближников, прикидывая в уме, смахнул бы ему голову тот или иной боярин или подставил бы под меч свою? Страшный это был прикид и страшный выбор, но среди полоцких бояр всё-таки нашлись такие, кто не поднял меч на князя, а найдутся ли такие среди киевских? И не было за столом боярина, в котором не усомнился бы Ярополк. Нет, будь Ярополк в силе, все они стояли бы за него горой. Но слабых князей, похоже, не бывает – коли ты слаб, то уже не князь. И здесь трудно рассчитывать на преданность, а можно только на жалость. Но это уже не боярский выбор, а человеческий.

Из Детинца боярин Блуд возвращался рука об руку с боярином Ставром, а одесную от Ставра трусил на гнедке боярин Басалай. Широка киевская улица - три верших в ряд и ещё одна повозка проехать может. И мощена не деревом, как в Новгороде, а камнем. Камень крепче дерева. Случалось боярину Блуду бывать в землях дальних и любоваться каменными палатами, а всё же дерево сердцу приятней. И для здоровья полезней жить в деревянном тереме, а камень впитывает сырость, и от этого у живущих в тех палатах ломит кости.

- Зато горит дерево веселей, - вздохнул боярин Ставр. - Как пыхнет, так не враз потушишь.

- Горит от небрежения людского, - возразил Басалай. - Само по себе не пыхнет.

- А гнев Перунов? - напомнил Ставр. - Как ударит молния, так займется всё жаром.

И сразу притихли все трое, вслушиваясь в собачий лай, что нёсся с каждого киевского подворья. Да ещё и не в один голос лаяли, а целыми сворами - который бухает как в било, а который с повизгиваниями.

- Если Владимир надолго встанет под стены, так придётся собачатину есть,- нарушил молчание Басалай.- На голодное брюхо любое мясо в охотку, - поддержал его Ставр.

Боярин Блуд пока что не смотрел на собак с этой точки зрения, но если уж придётся есть собачатину, то на пир он непременно поедет к боярину Ставру, его собаки самые жирные в округе.

Посмеялись Блудовой шутке все трое, но сдержанно. Слишком уж эта шутка была похожа на правду и вполне могла икнуться собачьим мясом.

Ночь была на удивление тёмной, и даже десятка факелов, зажженных мечниками, не хватало, чтобы выхватить из темноты изрядный кусок дороги. Добро ещё, что эта дорога была всем знакома, а то неровен час и заблудились бы после пира. Вслух об этом Блуд говорить не стал, чтобы не обидеть боярина Басалая, который однажды по хмельному делу полез в чужую усадьбу, как в свою собственную, переполошив соседей.

- Быть в эту ночь дождю, - сказал Блуд, поднимая глаза к небу, на котором не было ни одного светлого пятна.

- Как бы ни с грозою, - согласился Ставр. - Страшен Перун в гневе.

А на родном подворье Блуда уже ждали - расторопный щербатый бродяга даже придержал боярина за локоток, дабы в темноте не оступился. Оно, конечно, можно было бы кликнуть мечников да прогнать наглеца со двора, но это если уж совсем быть без ума, а если тем же самым умом кинуть, то принять надо щербатого пусть и не дорогим гостем, но во всяком случае по-доброму.

Держался Добрынин посланец с достоинством, хотя портище на нём было драное, а на ногах не сапоги, а лапти. Крикнул Блуд ключнице, чтобы принесла гостю браги. Чарку тот принял, смочил редкие усы, но отпил без жадности - ума пропивать не захотел щербатый.

- Кости что-то ломит, - вздохнул Блуд.