Этрих подполз к ней и уселся рядом. При этом он принял ту же позу, что и она.

– Какого человека ты хотела бы встретить вновь?

– Так.

– Какой опыт пережить заново?

– Верно. Мне нравятся эти вопросы. Это хорошая игра. Ты в самом деле погружаешься в прошлое и многое в нем переосмысливаешь. Это как генеральная уборка. Ты их там записал?

– Нет, и это очень странно, ведь именно они в первую очередь должны были оживить мою память.

Она положила ладонь ему на колено.

– И чем, по-твоему, это можно объяснить?

– Полагаю, кто-то здесь побывал и стер некоторые из записей. Я почти в этом уверен. В том числе и пять вопросов. Но знаешь, когда я о них вспомнил, в моей памяти всплыло еще кое-что интересное.

– Что, Винсент?

Счастливо улыбнувшись, как человек, который собрался поведать другому об истинном чуде, свидетелем которого он стал, Этрих сообщил:

– Когда оказываешься по ту сторону жизни, тебя там учат делать жидкие бутерброды.

– Хм-м.

– Хочешь, покажу?

– Ну да.

– Пошли. – Поднявшись, он взял ее за руку. – Я сразу же об этом вспомнил, как только мне пришли на ум эти пять вопросов.

Он привел ее в кухню и жестом предложил сесть на табурет у маленького столика. Очутившись за столом, она вновь подумала, как, должно быть, ему было тоскливо сидеть здесь одному вечер за вечером все эти несколько месяцев и есть готовую китайскую еду.

Этрих подошел к раковине и включил воду. Она потекла толстой струей, под которую он тотчас же подставил руки, сложенные ковшиком. Струя разделилась надвое, и каждый из потоков каким-то немыслимым образом превратился в круглую прозрачную лепешку величиной с ломоть хлеба. Этрих медленно убрал одну руку и выключил воду. Водяные лепешки остались на месте. Они висели в воздухе, медленно вращаясь. Изабелла зажала рот рукой и смотрела на это широко открытыми от удивления глазами.

Винсент подхватил ладонями водяные лепешки и принялся мять их, как тесто. Через несколько секунд он продемонстрировал Изабелле что-то отдаленно напоминавшее бутерброд, но целиком из воды, блестящий и прозрачный.

– Господи, Винсент, как же тебе это удалось?

– Я ведь только что тебе сказал: нас этому научили. Это едва ли не первое, что я сделал там, по ту сторону. Бред какой-то, да? Жидкий бутерброд. Но это было единственным, о чем я тогда мог думать.

– Когда? Где?

– Когда умер, Физ. И вот теперь вдруг вспомнил, как это делается.

– Здорово, но какой в этом смысл?

– Смысл в том, что в моей памяти ожило что-то конкретное из того времени, когда я был мертв.

Изабелла взглянула на него хотя и с любопытством, но без всякого энтузиазма.

– Так, значит, когда умираешь, тебя первым делом учат лепить воду? – Перед ее мысленным взором тотчас же предстала картина – мрачноватый зал, в котором женщина средних лет в блузе свободного покроя и берете учит нескольких других женщин средних лет рисовать, как на платных курсах. – Но ведь смерть – это не шутка, Винсент. Все должно быть более…

Этрих уловил в ее голосе нотку скептицизма и с вызовом ответил:

– Так и есть. Тебя там учат, что все твои прежние мысли, понятия и представления – это вот что! – С этими словами он поднял вверх бутерброд. – А теперь смотри. – Пальцы его скользнули над поверхностью воды, едва касаясь ее. И она тотчас же занялась синеватым пламенем. – Ты можешь зажечь воду. Можешь сделать ее твердой, как камень, или нежной, как шелк. Пока ты жив, тебе кажется, что вода – это всего лишь вода, но в действительности это совсем не так. Да мало ли еще чему там можно научиться! Кстати, я еще кое о чем вспомнил.