Может, и приложит, но скорее разобьется, потому что у этого папы ласкового не стоит, ни в целом, ни в частности. Сколько ему ни давай на лечение в виде налогов – толку не будет. Куда ни кинь, всюду клин: от стафилококка в роддоме до места на кладбище. В общем, сплошная загадка природы; единственно, что у папы хорошо получается, несмотря на хроническое нестояние, так это трахать своих детей во все дыры. Такой вот феноменальный парадокс, в котором еще предстоит разобраться ученым.

Однако папины выкрутасы меня даже очень устраивают. О своих людях я вместо него привык заботиться на всю катушку, словно коммунизм в нашей стране победил раз и навсегда: от каждого по способностям – каждому по потребностям. Это мой главный принцип работы. Во всяком случае о Студенте позаботился еще в те годы, когда солдат кормили более-менее сносно и рыба, отбракованная зоофермами, корм песцам непригодный, в их котлах, как сегодня, не варилась.

– Ты не сказал главного, – выразительно смотрю на Студента. – Я до сих пор в неведении, кто создал это произведение искусства?

– Пока не определил. Это очень трудно, – попытался доказать Студент, что и ему не все бывает ведомо.

– Конечно, – охотно соглашаюсь, помня о стиле его работы. – Тем более ты не поведал о еще одном варианте.

Студент ошарашенно посмотрел на меня.

– Не удивляйся. Я сейчас хожу на курсы повышения квалификации гадалок, колдунов и хиромантов при профсоюзе ассенизаторов, – признаюсь ему в причине своей проницательности.

Мой главный эксперт недовольно засопел, однако его тут же прорвало:

– Действительно, у меня есть еще одно предположение. Вполне возможно, эта гемма принадлежала лорду Гамильтону, а до него – самому Рубенсу.

– Ты не прав, поставив какого-то Рубенса выше самого лорда Гамильтона. Дворянское собрание тебя не простит.

Студент начал задыхаться, однако слушать лекцию на тему “Великий Рубенс, обычный лорд Гамильтон и невозможность их сравнения” в мои планы не укладывалось.

– Работай дальше, – откладываю лупу в сторону, поднимаясь из старинного кресла, наподобие того, что стоит в моем домашнем кабинете.

Чтобы Студент не таил обиды, встретив меня в следующий раз с видом главного персонажа картины “Мучения Святого Антония”, нарочито небрежно бросаю напоследок:

– Через несколько дней тебе предстоит встретиться с живописными произведениями, не уступающими в своей художественной ценности этому “Амуру”.

Все, теперь за самочувствие Студента можно не переживать, от возмущения он лопаться не будет. Совсем наоборот, станет сладострастно предвкушать очередное свидание с прекрасным. Я перед первой в своей жизни встречей с женщиной в неформальной обстановке так блаженно не дрыгался, как он при одном упоминании об очередных поступлениях. Игорь Бойко сейчас тоже испытывает предоргазмное состояние, хотя и по другому поводу. Иначе отчего он терпеливо ждал моего возвращения из кабинета Студента, чтобы я поведал о Наполеонах, Жозефинах, Лалеманах и других предшественниках его бабаньки?

Не спорю, может, эти сведения и заинтересуют Игоря. Однако догадываюсь, его гораздо больше интригует мой вывод после научных рассказов Студента.

– Хорошо поработал, Игорек. Холсты доставишь вместе с германским поступлением. Хотя бабке ты явно переплатил, такие деньги, с ума сойти.

– Это точно, – с напряжением выслушивает предисловие Бойко, и я, бросив взгляд на “Сейко”, говорю то, ради чего, собственно, он усиленно делал вид, как соскучился по мне:

– Премия твоей команды за эту довольно дешевую гемму – пять тысяч долларов.