|
Он достался нам в наследство, этот западный стиль жизни, который все хотят усвоить, тихо, незаметно и тайно, главное, он теперь наш, снизошел, свалился на нас, а мы оказались не готовы его принять, мы не созрели для него, но и мы оказались не лыком шиты, скорее наоборот: пулями прошиты. И как быстро с меня содрали кожу! А ведь как плотно она прилегала к телу, я даже повернуться в ней не мог! Содрали в мгновение ока. Но к чему эти причитания о моей прекрасной коже, когда надо играть? Мне бы радоваться, что когда то я так хорошо в ней играл и возносился духом, нет, скорее брюхом, и не возносился, а возводился. Или изводился? Кто то меня возвел, а теперь меня сносят, разбирают по частям, меня, а не мое место. Лучше бы они забрали себе мое место, а не меня со всеми причиндалами. А сносом и разборкой занялись бы где нибудь в другом месте. Им бы радоваться мне и моим успехам, я все дую и дую в дуду, а зачем, спрашивается? Богу и так не нравится моя игра, он не хочет признать, что я вырос и стал ему конкурентом. Я знаю, что говорю. Конкуренция оживляет бизнес, зато лишает иных деловых людей их дела. Я не говорю, что сокращаются рабочие места, каждый человек в принципе и есть свое собственное место, где же ему еще быть, но он не всегда на своем месте, я имею в виду место работы, иногда ему требуется еще одно, чтобы выжить. Чтобы не умереть с голоду. Но нет, дело не в месте, ведь есть еще и унитаз, в котором плавает то, что он ест. О том, чтобы устроиться в разные места и относиться к жизни по разному, он, когда еще стоял на своих на двоих, даже и мечтать не смел. Теперь то наш кроткий мечтатель завоевал себе место под солнцем, под шумящими кронами лип, у посвистывающих на ветру перил, которые я пытаюсь слегка пощипывать, но Аполлон уже не видит во мне настоящего конкурента, ну да ладно, ваше здоровье, желаю удачи, я устала и мелю чепуху, а с него, значит, как раз на этом месте сдерут кожу. Посмотрите на меня! Посмотрите!
Во вторых, в третьих или в четвертых, давайте не будем заниматься подсчетами, а лучше еще раз суммируем сказанное, хоть вы и так все знаете наизусть: меня лишили всего, сначала жизни, потом кожи, которая из за пожара вдруг стала слишком тесной. Между нами, мне не стоило выпендриваться и корчить из себя героя, а надо было просто сыграть для вас и Аполлона, здесь самое место для игры, правда, не я сделал его таким, но что есть то есть. Это место моей казни, моя исполнительная и законодательная власть, лег ислатива, кстати, where are my legs? Где комитет Международного Красного Креста, почему не идет мне на помощь? Где мой врач, где моя инструкция, я уже несколько часов громко зову обоих! Их зовут уже довольно давно. Когда тебе кто нибудь нужен, его не дозовешься, кем бы он ни был. Нет, аптекарь тоже отсутствует. Как я ненавидел все эти комитеты, что сообщали о преступлениях против закона, а теперь переступаю через тонкую красную линию, это труднее, чем через закон, законами меня не остановишь. Кто же думал, что я вот так потеряюсь, ну да, кое кто желал мне этого, но наверняка не до такой степени, разве нет? Боюсь, я так и не смогу понять, почему люди переходят определенные им границы! На кону моя жизнь! Может, взамен отдадите мне свою? Нет? Вы и впрямь не в состоянии понять человека, который бросил дерзкий вызов богу, правда, всего лишь своей игрой на флейте? Одной лишь игрой на флейте? А флейту этого пленного мы, разумеется, покажем крупным планом, это самое главное, что у него было, да, задница тоже важна, задниц тут много, мы уложим их одну на другую, и эту тоже, в конце концов мы тут снимаем не детское кино, мы снимаем фильмы, в которых широко разинутым, не закрывающимся ртам предлагается нечто такое, чего они никогда больше не увидят, давайте ка задницу в кадр и все тут, здесь я приказываю, только не напирать, можно много задниц, чем больше, тем лучше, и задницу Мидаса с ушами, этого члена, члена жюри, эту задницу, но главный приз, уши, он потом сам и получит. Судья, который вынес неправый приговор, получит утешительный приз. |
