Зато у Рамы проблемы с едой не было. Не замедляя шаг, он срывал хоботом то пучок сочной ароматной травы, то нежный, сладкий стебелек, а иногда и вкусный, питательный плод и пережевывал их с характерным для слонов сосредоточенным и довольным видом.

Остановившись на какой-то поляне, путники уже собрались было лечь спать на пустой желудок, как вдруг положение спас Боб. Рыская в поисках случайной добычи, он забрался в кустарник, и оттуда раздался крик какой-то птицы и послышалось судорожное хлопанье крыльев. Друзья кинулись на эти звуки, и впереди всех — Патрик, который и обнаружил пса, державшего в зубах великолепного павлина с только что перегрызенной шеей.

Предвкушая вкусный ужин, Мариус восхищенно воскликнул:

— Вот это да! Радость для глаз и для зелудка!.. Павлин не хузе цесарки!.. Ну и знатное заркое соорузу я из него, капитан!

Пока моряк ощипывал с еще трепетавшей птицы ее великолепное оперенье, Боб разыскал еще одну, на этот раз самку. Она сидела в гнезде, и справиться с ней не составило особого труда. Патрик, отобрав у пса и эту добычу, пообещал хорошенько угостить его, когда будет готово жаркое. Но Боб не очень огорчился: в гнезде оставалась еще целая дюжина яиц, и он решил, что уж ими-то имеет полное право закусить!

Запылал разведенный Бераром костер, и птицы начали подрумяниваться на сооруженном Мариусом вертеле. На душе сразу стало веселее. И если бы не отсутствие миссис Клавдии и Мери, друзья были бы вполне счастливы.

Тревога за женщин не покидала капитана ни на минуту, и он, как и его верные товарищи, глубоко страдал от сознания собственного бессилия. Напрасно пытался он убедить себя, что жене его не угрожает никакая опасность и что единственной целью ее похищения является крупный выкуп, отчего пострадает лишь плотно набитый деньгами сейф Нефтяного короля.

Берар, выбрав ветку побольше, на всякий случай поколотил ею по траве, чтобы разогнать, если они там затаились, ядовитых змей и назойливых насекомых, и путники смогли спокойно рассесться вокруг костра. Когда жаркое сготовилось, они набросились на него с жадностью изголодавшихся людей.

Наевшись до отвала, Патрик умиротворенно заснул рядом с Бобом, который чувствовал себя наверху блаженства: помимо яиц, ему перепало и все, что осталось от роскошного, обильного ужина! Мариус и Джонни тоже улеглись. Но капитан, которого как никогда мучили тревожные мысли, остался сидеть на поляне, глядя на пляшущие языки пламени, отблески которого играли на огромной туше слона.

Не спал и Берар. Нарезав огромное количество тонких и гибких тростниковых прутьев, он с поразительной сноровкой плед из них нечто вроде легкой, но очень прочной кабинки. Закончив ее к середине ночи, он соорудил из тех же прутьев лестницу, не менее гибкую и прочную, чем веревочная. Она не весила и четырех фунтов, а выдержать могла все пятьсот. Затем факир изготовил из стеблей каких-то растений длинные крепкие веревки.

Рама, с сундуком на спине, дремал, прислонившись к дереву, и даже не шевельнулся, когда Берар закинул ему на спину лестницу, зацепив ее за сундук. Взобравшись по ней, факир, зная, что капитан не спит, сказал ему:

— Не окажет ли сахиб честь своему рабу, придя к нему на помощь?

— Конечно, Берар! Чем могу быть полезен?

— Пусть сахиб соблаговолит подать мне это тростниковое сооружение.

Капитан подал ему плетеную клетку, и Берар, рассыпавшись в по-восточному цветистых изъявлениях благодарности, тут же принялся закреплять ее на сундуке. И делал он это так споро, что Бессребреник едва успевал подавать ему одну за другой веревки. Через полчаса на спине слона высилось прочное сооружение. Рама же продолжал дремать, прикрыв глаза и навострив уши: он был бдительным часовым, от которого не ускользнет ни единый шорох.

Капитан невольно залюбовался при свете костра искусным изделием.