Всплыл гигантский змей из бескрайнего океана, увидел колесницу Доннара и напал на рыжебородого аса. Фрейр для виду вступил в бой, но всегда стоял за спиной Доннара, не выходя вперед. Доннар же бил молотом, швырял молнии, но никак не мог победить змея – так нельзя в одиночку разрушить весь мир.

    Устал Доннар, и тут выступил Фрейр. Нанес удар своим мечом и вонзился клинок в один из зубов гигантского чудовища. Зуб выпал и ушел на дно – вместе с застрявшим в нем лезвием.

    Ёрмунганд канул в глубины, исчезнув на столетия до самого Рагнарёка. Ньорд же сказал Доннару: мол, змей признал поражение и ушел. Оружие осталось только у Доннара. Так пусть будет так, как решено изначально!

    Громовержец издавна слыл доблестным и непобедимым, но простоватым. Доннар поверил Ньорду. С тех самых пор, после великого спора богов, мир стал таким, какой он есть. Никто в Асгарде или Ванахейме впредь не пререкался, между семьями богов наступил мир, который продлится до Последней битвы, до Рагнарёка.

    Вселенная, однако, менялась. Поднялась из потаенных глубин Скандза, боги населили остров богатырями и героями. Но, изнемогая под неизбывным богатырством людей, Скандза ушла вновь под воду, а ее племена начали бесконечный путь по Великой реке, рассекающей Мидгард, Мир Срединный.

    Появлялись новые острова, иные земли пожирал океан. То, что прежде было дном, становилось сушей, а былые горы исчезали в океанских глубинах.

    Теперь не было никаких сомнений: подводная дюна, на которой утвердился клык Ёрмунганда с застрявшим в нем мечом Фрейра, ныне превратилась в холм с ровной вершиной.

    Меч ждал героя и нашел его.

    * * *

    – Хрунтинг, – зачарованно произнес Беовульф, боясь наклониться и поднять дар ванов. – Эрзарих, почему боги решили, что я достоин?..

    – Потому, что в тебе нет страха. Возьми его…

    Лангобард взял себя в руки, встал, но подходить к Беовульфу не решался. Эрзарих чтил богов и их избранников. Пускай Беовульф сам решит.

    Меч, потрясающий совершенством своей формы и сиянием металла, лежал у ступней гаута.

    Беовульф вздохнул, наклонился, коснулся пальцами рукояти, оплетенной полосами странной, очень жесткой серой кожи. В ладони, однако, рукоять утвердилась как влитая – словно меч был создан нарочно для Беовульфа.

    По руке, до самого плеча и груди, проскользнул поток неизвестной силы. Если коснешься натертой янтарем шерсти, почувствуешь нечто похожее, но сейчас чувство было гораздо сильнее.

    Руку охватило судорогой. Гаут меч не выпустил.

    – Случайность, судьба? – вопросил Беовульф. Подтвердил свои же слова: – Судьба. Судьбу не переспоришь. Мы оказались там, где должны быть, в нужное время. Нас вели не боги, нас привела сюда Судьба.

    – Ремигий-годи сказал бы иначе, – подал голос Эрзарих. – Он называет Судьбу «Богом Единым», который выше всех других богов.

    – Потом, – отмахнул левой рукой Беовульф. Вынул свой меч из ножен, аккуратно положил на камни – нельзя плохо отнестись к оружию, нельзя оскорбить священный металл. Выбрал новый меч, изволь уважить и прежний. Хрунтинг вошел в пустые ножны с легкостью. – Эрзарих, нам надо возвращаться в Хеорот. Я это чувствую…

    Беовульф поднял лежащий на земле клинок, прислонил его к менгиру-клыку. Теперь камень не казался творением человеческих рук – и гаут, и лангобард твердо знали, что видят зуб Ёрмунганда.