Оно появилось словно из ничего, соткалось из прядей тумана, принимая материальное обличье. Послышался знакомый стрекот, напоминавший звук, издаваемый сверчком. Очень большим сверчком.

    Изначально неясные очертания не составляли определенной и узнаваемой формы – Чудовище ворочалось во мгле, выпрастывало наружу длинные и гибкие нити-щупальца, вздымало за собой нечто наподобие невесомых крыл, поблескивало синими и зелеными огоньками. Ничего похожего на человека или любого известного зверя.

    Хрунтинг в руке Беовульфа начал мелко подрагивать, рукоять стала теплой, почти горячей.

    – Зачем вы здесь?.. – прошелестело над старым заброшенным капищем. – Это не нам следует уйти, а вам… Вы вторглись в наши владения…

    – Назовись! – выкрикнул Беовульф. – Кто ты?!

    – Мое имя ничего тебе не скажет, – шепнул сгусток тьмы, остановившийся за статуями богов, окружавших жертвенный камень. – Оно принадлежит лишь времени… Вы ворвались в чужой дом, пытаетесь убить моего сына…

    – Неправда, – ясно и отчетливо сказал Ремигий. – Пусть Грендель уйдет в стихию, ему родственную. Не стой на его и нашей дороге, кем бы ты ни была. За моей спиной – Бог Единый, а в руках этих людей оружие, которое способно изгнать из нашего мира сотворенное тобой зло…

    – Зло? – донеслось из тумана. – Глупые выдумки смертных – существует лишь вечность…

    – Дядя, – занервничал Северин. Епископ только отмахнулся. – Дядя, с Гренделем что-то происходит!

    Тролль, совсем недавно выглядевший несчастным, слабым и находящимся едва ли не на грани смерти, потихоньку начал преображаться: в глазах вновь появились голубые искорки, кожа начала покрываться чешуйками, он расправил ладонь и вонзил когти в землю.

    Нечто одаривало великана колдовской мощью – невидимый поток чужеродного людям волшебства вливался в Гренделя, ровно в опустевшую чашу.

    – Беовульф! – резко сказал Ремигий, взглянув на гаута. – С одним чудовищем мы справимся, но не с двумя! Ты знаешь, как поступить!

    – Знаю, – кивнул военный вождь. – И пусть твои и мои боги, жрец, встанут за моим плечом!

    – Мой Бог – рядом, – проронил Ремигий. – Сделай, что должно, Беовульф, сын Эггтеова… И будь, что будет!

    * * *

    Северин потом долго пытался осознать – что именно он видел тогда, на болотах? Как Господь мог допустить эдакую непристойность, воплощенную в материю, обладающую осознанием своего бытия? Зачем Оно вообще появилось в тварном Универсуме?

    Спросил у епископа, поскольку Ремигий наверняка мог дать ответ, подтвержденный цитатами из Отцов Церкви и античных философов, но преподобный лишь брови вздернул:

    – Августин как-то заметил: христианство – это набор противоречий, связанных между собою любовью. Постараюсь продолжить: язычество в таком случае набор противоречий, объединенных между собою силой. Близко?

    – Пожалуй, – согласился Северин. – Войну и силу варвары ставят превыше самой жизни. Кто слаб – тот не выживет. Послушать их саги – сплошные битвы, сражения и кровь.

    – Продолжим размышлять в этом же направлении.