Да ни той и ни другой! Варвар с легкой душой может причинить другому человеку страшное зло вплоть до смертоубийства, но чести у него куда поболее, чем у многих патрициев Рима, а то и константинопольских священников.

    Первое для варвара – справедливость, позабытая цивилизованными народами. Недаром германцы в Западной Империи и словины в Восточной острее всего возмущались на несправедливость властей, полагавших пришельцев с севера и востока едва ли не зверьем в человечьем обличье… Но если однажды соединятся врожденные добродетели варваров и добродетели христианские – быть Народу Божьему!

    Главное в том, что варвары видят истинное зло и противостоят ему тогда, когда народы «цивилизованные», с тысячами лет великой истории за спиной – будь то греки, римляне или иудеи – ничего бы не замелили или предпочли не заметить. А зло человеческое, проистекающее из людских грехов и злоупотребления свободой воли, меркнет перед злом во плоти, извергаемым из кромешных адских глубин! Таким злом, как это… этот… та отвратительная тварь, голова которой валялась у ног епископа.

    Перед тем как забраться в седло, Эрзарих не без достоинства сплюнул на мертвую голову. Сказал:

    – Знавал я прежде алеманов. Великое племя, и воины у них доблестные. Не такое великое, конечно, как мы, лангобарды, или вандалы с готами, но древнее и чтящее богов. Но чтобы алеманский рикс пошел в услужение к галиуруннам – не верю. Не может вышедший из Скандзы народ обратиться к почитанию Хель и отродья Локи!

    – Тогда почему недобрая сила встала в сражении на их сторону? – резонно спросил епископ.

    – Откуда ты знаешь, что колдовство вызвали сами алеманы? Вдруг на том же поле была назначена другая битва?

    – Это какая же? – поднял брови Ремигий.

    – А то сам не знаешь!

    – Другая битва? – повторил преподобный. Его вдруг осенило: – Постой, значит… Под Стэнэ сошлись не две людские рати, за спинами которых стояли силы бесплотные и непознаваемые? Там было четыре воинства, так? Сикамбры, алеманы, Войско Небесное под водительством архангела Михаила и эти твои галиурунны?

    – Галиурунны – вовсе не мои, не надо мне такого добра, – усмехнувшись, ответил Эрзарих. – Насчет архангелов, как вы, христиане, великих эйнхериев именуете, тоже не знаю – не моего ума это дело. Ты жрец, ты годи, вот сам с духами и беседуй, глядишь откроют истину. Думается мне, что отродье Отца Лжи нарочно алеманам помогало, но без заключения договора и клятвы – сломаем сикамбров, а потом разойдемся своими путями. Погубили бы галиурунны Хловиса, а потом и за Гебериха с его народом принялись. Не может живой человек, военный вождь, с нежитью союз заключить… А если тайно сделает так – приближенные вождя убьют без лишних раздумий. Знаешь почему?

    – Наверное, знаю, – понимающе отозвался Ремигий. – Иначе проклятие на все семьи падет, верно?

    – Это даже не проклятие, – сказал лангобард. – Это хуже. Боги ревнивы, а Вотан особенно ревнив. Отец, дед, отец деда Гебериха-алемана и все предки его требы асам клали, так? И тут вдруг Геберих решил у другой силы помощи попросить? Оскорбился бы Вотан, да так, что все племя алеманов под корень извел, без жалости. Вот ты, Ремигий, говоришь, будто твой Бог Единый добрый. Правда?

    – Добрый, – кивнул епископ.

    – А Вотан не добрый.