— Кстати, о приказах, — оторвал Машу от мечтаний
голос Боцмана, — был у нас как-то на гонке случай. Собрались мы на «Экологичку» пару лет назад, да увязалась за нами какая-то селедка. То ли кэпова
новая зазноба, то ли старпома, не помню уже. Дошли до старта нормально, без авралов, а перед гонкой строго-настрого внушили ей, что сейчас она не
зазноба, а юнга, и что все приказы кэпа следует исполнять в точности до запятой. Стартанули, давай тягаться, а ее в проем рубки поставили, чтоб не
мешалась. Перед последним поворотом третьими шли, а она только голову высунула и крутит ею на триста шестьдесят, глазенки выпучив. Сделали последний
поворот и тут понимаем, что спинакер забыли подготовить. А нам рывок последний сделать и выйдем вторыми на марку, позиция у нас лучше. Кэп смотрит
на селедку, вернее, туда, откуда спинакер обычно выносят, и орет что есть мочи: «Спинахер, бдя!..» Селедка думает, что кэп обращается к ней,
подрывается, ныряет в рубку, укладывается на банку, складывает руки под щеку и закрывает глаза.
Сюр и Дима громко захохотали, а Боцман, довольный
шуткой, закончил историю:
— В итоге пришли четвертыми.
5
Подобравшись к краю зарослей, Мотя осторожно раздвинул ветки и чуть
не задохнулся от нахлынувшей злости. Сидят, сволочи, лясы точат. Устроились у всех на виду и ржут, как будто они не в Зоне, а на пикнике у обочины
Одесской трассы. Ладно Маша, она маленькая и неопытная, но остальные же должны понимать, что расслабляться ни на секунду нельзя. Решили тут филиал
«Аншлага» устроить, «Кролики» недоделанные? Оʼкей, повеселимся.
Сместившись по зарослям метров на двадцать вправо, он перебежал дорогу в том
месте, которое не просматривалось со стороны детской площадки, и незамеченным подобрался к группе весельчаков с тыла. Маша сидела с закрытыми
глазами лицом к Моте, вытянув ноги и откинувшись на столб. Похоже, она дремала. По другую сторону столба Боцман самозабвенно травил байки из своей
богатой морской биографии, а Сюр и Дима ему внимали, позабыв об осторожности. Картина маслом.
Бродяги были настолько увлечены историями Боцмана,
что не заметили тени, выскользнувшей из кустов у них за спинами. Мотя бесшумно, пригнувшись, в секунду преодолел разделявшие его и сталкеров метры и
аккуратно, чтобы не напугать, зажал ладонью Маше рот. Она было дернулась, рванулась закричать, но, увидев перед собой лицо Моти с приставленным к
губам пальцем, успокоилась и попробовала кивнуть, насколько ей позволяла рука, прижимавшая голову к столбу. Мотя отнял руку от Машиного лица,
нацепил респиратор и, поднявшись в полный рост, громко произнес:
— Кто шевельнется, снесу башку! — и для убедительности щелкнул затвором.
Респиратор изменил голос, а произнесено это было таким тоном, что не вызывало сомнений — снесет.
— Попалися, голубчики. От Розарио Агро еще никто
не уходил, такие вот дела.
Сталкеры застыли в тех позах, в которых их застал голос. Наблюдай эту сцену кто посторонний, он, верно, подумал бы,
что бродяги свихнулись и развлекаются, играя в «море волнуется». Особенной схожести действу добавлял тот факт, что декорацией ему служила детская
площадка.
— Теперича медленно встаем, медленно, я сказал, кладем руки за голову, не оборачиваемся и слушаем сюда. |