Долгое время я ограничивался этой местностью и дальше не шел. Другой дороги и признака не было, и кокосовые пальмы у конца долины были, таким образом, последними, потому что все «око» острова, как называли туземцы его подветренную сторону, было пустынно. От Фалеза вплоть до Папа-малулу не видно было ни дома, ни человека, ни посаженного плодоносного дерева. Каменная гряда удалена, берега отвесные, океан бушует прямо среди утесов, – такое место едва ли может быть пристанью.

Я должен вам сказать, что, с тех пор как я стал ходить в лес, туземцы, не отваживаясь приближаться кмоему магазину, охотно проводили со мною часть дня там, где никто не мог их видеть. Я уж начал кое-что понимать по-туземному, а большинство из них знало несколько английских слов, так что я мог поддерживать отрывочный разговор, без особенной пользы, разумеется; но у них не было уже такого злобного чувства. Пренеприятная вещь быть принятым за прокаженного.

Раз, в конце месяца, я сидел с одним канаком у опушки леса, выходящего на восток. Я дал ему вволю табака, и мы беседовали как могли. Он действительно знал по-английски больше других.

Я спросил:

– Нет ли дороги на восток?

– Одно время был дорога, – сказал он. – Теперь он забыт.

– Никто туда не ходит? – спрашиваю.

– Нехорошо, – говорит, – очень много дьяволов живет там.

– Ого! – говорю. – Так этот лес полон дьяволов?

– Мужчина – дьявол, женщина – дьявол, очень много дьяволов. Все время там. Человек он пойдет туда, он не придет назад, – сказал мой приятель.

Я подумал: «Если человек так хорошо осведомлен о дьяволах и так свободно говорит о них, то не мешает выудить кое-какие сведения относительно себя и Умэ».

– Вы меня считаете дьяволом? – спросил я.

– Не дьявол, а все равно дурак, – сказал он успокоительно.

– Умэ, она дьявол? – спросил я снова.

– Нет, нет, не дьявол. Дьявол живет в лесу, – сказал молодой человек.

Я смотрел на бухту и видел, как передняя завеса лесов вдруг открылась, и на черный берег, освещенный солнечным светом, вышел Кэз с ружьем в руках. Он имел блестящий вид в своей легкой, почти белой куртке со сверкающим ружьем, и земляные крабы разбежались от него к своим норам.

– Эге, приятель, вы сказали мне неверно, – сказал я. – Эз пошел, но пришел назад.

– Эз не то же самое. Эз – Тиаполо, – сказал мой друг и со словом, «прощайте» скрылся среди деревьев.

Я проследил, как Кэз прошел берегом и мимо меня домой в Фалеза. Он шел, задумавшись, что должно быть знали птицы, бегавшие около него по песку или кружившиеся и щебетавшие у него над самым ухом. По движению губ я понял, что он разговаривает сам с собой, а чем я был ужасно доволен, так это тем, что у него еще виднелось на лбу мое торговое клеймо. Скажу по правде, мне пришло в голову пустить ружейный заряд в его противную рожу, но у меня было лучшее намерение.

И здесь, и по дороге домой я все время твердил то туземное слово, которое я помнил по фразе: «Полли поставь котелок и приготовь нам чай» – теа-полло.

– Умэ, – спросил я, вернувшись домой, – что значит Тиаполо?

– Дьявол, – ответила она.