— Но ты решила родить ребенка. А это навсегда.

— У меня совсем другая ситуация.

— О, интересно, ну, расскажи мне. Послушай, я месяцами разыскивал тебя. Но думал о тебе постоянно, каждый день. И до сих пор, просыпаясь по утрам, вспоминаю, как ты смеешься, как держишь камеру, какие у тебя волосы, какое выражение лица, когда слушаешь по радио любимую песню. И вдруг как удар под дых — твое письмо. — Он кивнул на письмо. — Но я не собираюсь отказываться от ребенка и не отступлю.

— Придется. Послушай, ты не несешь никакой ответственности, и я не требую никаких обязательств.

— А может быть, я хочу нести ответственность. Речь идет о ребенке, он не виноват, что у нас так все случилось. И что, когда он вырастет, ты скажешь, что у него нет отца? Я не согласен. Это тебе мой окончательный ответ.

Она не могла понять, что он предлагает и к чему клонит.

— Чего же ты хочешь, Логан? Официально считаться его отцом, принимать участие в его воспитании? Жениться на мне?

Ее прямой вопрос расставил все по своим местам. Он молчал, запал прошел, на лице отразилось сильное замешательство.

— Я так и думала. Поезжай домой, Логан. Возвращайся в город, в университет. И совсем не обязательно было приезжать и уверять меня, что тебе не безразлично мое положение и судьба ребенка.

— Не учи меня, — огрызнулся он, — сам знаю, что надо и что не надо. — К нему вернулась прежняя воинственность. — Это и мой ребенок. Мы оба отвечаем за его судьбу.

— Это мальчик, — неожиданно вырвалось у нее. И она увидела, как его губы растянулись в широкой глуповатой улыбке.

— Правда?

— Я хочу назвать его Эмиль.

— А, как у Руссо, я помню. Мы читали на уроке филологии.

Она почувствовала, как у нее от неожиданности перехватило дыхание.

— Не могу поверить, что ты помнишь!

— Ты удивишься, когда узнаешь, как много я помню. — Кажется, его обидело ее удивление. — Я помню, как менял расписание, чтобы попасть вместе с тобой на эти уроки и в одно время на обеденный перерыв. Помню, как стоял в очереди всю ночь, чтобы достать нам билеты на «Роллинг стоунз», помню…

— Зато я помню, — прервала она поток его сентиментальных воспоминаний, — как ты меня стеснялся, боялся, вдруг узнают, что мы с тобой встречаемся.

— Ничего подобного. Ты прекрасно знаешь сама, что это не так. Я вел себя иногда странно, признаю, но совсем по другой причине, совсем не потому, что я тебя стеснялся.

— А почему? Просвети меня.

Дэзи теперь была заинтригована. Она никогда не считала их отношения серьезными. Думала, что его объяснения в любви — результат пьяной сентиментальности и полового влечения, того непреодолимого желания подростка, который стремится удовлетворить его любой ценой. И не принимала их всерьез, считая пустой болтовней под кайфом. Они оба были глупыми, избалованными, испорченными, и им было всего семнадцать.

— Я никогда не стыдился тебя. Это ты так решила.

— Тогда почему?

— Я не хотел, чтобы у тебя была дурная репутация.

Она расхохоталась, настолько это было неожиданно и так мало ему соответствовало. Логан О’Доннел заботился о ее репутации!

— Это настолько нелепое объяснение, что ты меня ничуть не убедил.