Нет, она ехала в летний лагерь на берегу озера в фургоне булочной-кондитерской, принадлежавшей дедушке и бабушке Дженни. Девочки помогали доставлять товар. Дедушка позволял им включать на полную мощь радио, наверное, не возражал потому, что имел проблемы со слухом. Поэтому волны тяжелого рока и легкий бриз, врывавшийся в открытые окна, омывали их по пути, наполняя блаженством. Когда фургон въехал в старинную арку ворот лагеря, Нина с наслаждением вдохнула запах леса и попыталась представить, что это значит — отдыхать здесь. Наверное, жуткая скука. Она была несправедлива из ревности, ведь ей никогда не узнать, что это такое — провести лето в отдельном домике, где всегда полно друзей. Такие семьи, как семья Романо, никогда не посылали своих детей в подобные места.

Она напомнила себе, что богатые отсылают сюда детей, потому что лишены воображения. Много денег и мало фантазии. Как говорил отец Нины — просто чтобы от них отделаться. Нина и ее восемь братьев и сестер прекрасно понимали причину — он пытался обмануть их, чтобы они не слишком расстраивались. Семья Романо с трудом сводила концы с концами, родители не могли всех детей обеспечить обувью, не говоря о каникулах. Отец Нины преподавал гражданское право в средней школе Авалона и любил свою работу. Зарплаты катастрофически не хватало, что было неудивительно. Девять детей — это не шутка. Каждое лето отец принимал участие в политической жизни. Он работал в штабе местных кандидатов, разумеется демократов, работал преданно и самозабвенно, он верил в своих избранников. Многие осуждали его за это. Имея столько детей, говорили они, лучше бы шел подработать летом на семью, например стричь газоны или рыть канавы. Но отец защищался, он искренне верил, что делает для своей семьи больше, потому что пытается изменить мир к лучшему. Старший брат Нины, Кармин, говорил, что лучше бы отец научился пользоваться презервативом.

Если мать Нины летом не вынашивала очередного ребенка или не возилась с ним, меняя пеленки, то работала в лагере «Киога» поварихой. Мать говорила, что готовка еды не составляет ей никакого труда, даже доставляет удовольствие, и она может приготовить на целую армию с закрытыми глазами. Работа была ей не в тягость, так что зарплату она считала бонусом. Мать готовила для богатых детей, которые понятия не имели, что такое износить обувь до дыр или умолять сестру не писать свое имя на ранце, потому что на следующий год он перейдет к тебе, или платить за школьный завтрак голубыми талонами на бесплатное питание, стыдливо протягивая их и молясь про себя, чтобы стоявшие в очереди позади тебя не заметили этого. Нина тоже работала летом в гостинице «Уиллоу», убирала номера и заправляла кровати. Кому-то это могло показаться скучным и неинтересным, но Нине нравилась эта работа. Приятно смотреть на плоды своих трудов, как все остается в убранном виде, кругом чисто и красиво, не то что дома, где порядок моментально нарушается грязнулями братьями и неряхами сестрами. И иногда гость оставлял ей чаевые — хрустящую пятидолларовую купюру в конверте для горничных.

Дженни вывела ее из задумчивости.

— Пошли.

Дедушка Дженни отправился в огромную, просто гигантских размеров кухню, где работала мама Нины, а девочки отправились изучать обстановку. Отец мог нелестно отзываться о кемпинге, но невозможно было не заметить прелести здешних мест — красоты леса, чудесных зеленых лугов, светлых родников, сверкающей глади озера. Сейчас отдыхающие заканчивали завтрак в павильоне с открытой деревянной верандой, представляющей просторный обеденный зал.

— Смотри, вон они.

Дженни, остановившись у лестницы, ведущей вниз, на кухню, смотрела на группы отдыхающих разных возрастов, сидевших за длинными обеденными столами. Слышался звон посуды, смех, звяканье столовых приборов. Внимание Дженни было обращено на группу мальчиков от двенадцати до четырнадцати.