— Ты что — то хотел сказать? — спросил отец Лазарь.
— Но ведь… я разговаривал с ней. Тогда, внизу. Она мне отвечала. Она была совсем как…
— Притворство, — жестко ответил он. — Сплошное притворство. Они всегда прикидываются людьми — сначала. Вселяются в человека и сохраняют его облик.
— А потом?
— Кто знает? — сказал он. — Иногда я думаю… вокруг нас словно сжимается кольцо — все плотнее и плотнее… мы — точно загнанные звери. Я молил Господа дать мне знак. И тогда, после, я поглядел в огонь и увидел…
— Что? — шепотом спросил я.
— Огонь. — Ответил священник.
Вроде бы, что еще такого можно увидеть в огне, верно? Но я испуганно смотрел на него, не мог отвести взгляда от его глаз, светящихся из полумрака.
— Погляди на меня, Люк, — сказал он властно, — погляди внимательно.
Лампа уже совсем прогорела, светились только его глаза. Они точно разбухли, повисли в воздухе перед лицом, стали как огромные светящиеся шары.
— Тебя видели ночью в горах, Люк, — сказал он. — Что ты там делал?
Завороженный, я не мог не ответить.
— Искал… ее.
— Зачем?
— Не знаю… хотел увидеть… не знаю.
— Ты ее видел? — вопрос прозвучал резко, как удар хлыста.
Я напрягся, пытаясь овладеть собой, но губы мои против воли ответили:
— Да.
— Где она?
— Не знаю… она сразу ушла…
О Господи, сейчас он спросит…
— Куда она ушла, Люк?
— Не знаю… — меня бил озноб, я трясся, и, уже не пытаясь сдержаться, стучал зубами, — не знаю… Я сказал ей «Уходи скорее», и она ушла.
— Ты ее испугался?
— Да… нет… не знаю…
Он вытягивал из меня все жилы и я чувствовал, что вот — вот произойдет непоправимое.
— Куда делся оборотень, Люк? Тот, на поляне? Куда он пропал?
Я съежился, пытаясь закрыться руками, спрятаться от него, от этих глаз, но руки не слушались меня — они точно одеревенели. Я вытаращился на плывущее в сумраке лицо отца Лазаря, чувствуя, как напрягаются жилы на шее, не в состоянии пошевелиться.
— Я… выпустил его… Ночью…
— Зачем ты это сделал, Люк?
Внезапно он вздрогнул — лицо его в полумраке приобрело привычные очертания, и я сразу обмяк, точно оборвались невидимые узы, которыми он приковал меня к себе.
— Святой отец, — раздался голос за дверью, — святой отец!
В голосе слышался ужас.
Отец Лазарь резко обернулся и, подбежав к двери, распахнул ее и притворил за собой — я лишь успел увидеть свет, хлынувший сквозь щель в дверном проеме. Там было еще что — то — что — то чужое, непривычное, чего я не мог определить…
Я выбежал следом.
Ночи не было.
Сверкающее зеленое зарево корчилось, обхватив горизонт, подобно огромной змее, верхушки гор и полоса леса чернели на его фоне и оттуда, со стороны леса что — то неслось нам навстречу, стремительно увеличиваясь в размерах.
Я видел, как они приближаются, точно тучи черных птиц, точно хлопья пепла, они накатывали волна за волной, и пылающее небо тряслось от хлопанья их крыльев. Я слышал их пронзительный писк, пронизывающий пространство — высоко, на верхнем пределе слуха.
Они кружились над притихшей лощиной и крылья их подняли такой ветер, что волосы у меня на голове зашевелились. |