Я мог бы догадаться, что он не отступится, потому что обычные люди могут позволить себе усомниться или дать волю страху, но святые отцы — нет.

Именно по этой причине я не собирался просить убежище в какой — нибудь чужой общине — даже если тамошние обитатели не забьют меня насмерть со страху как подозрительного чужака или оборотня, в каждой есть свой святой отец и мне придется в первую очередь иметь дело с ним. А я уже знал, что это такое.

Как осторожно я ни старался двигаться, я поднимал больше шума, чем хотелось бы — какие — то твари шарахались у меня из — под ног, а потом я почувствовал, что за мной кто — то идет — в отличие от меня, этот продвигался осторожно, бесшумно; когда я поворачивал голову, я видел его краем глаза, точно темное бесформенное пятно на фоне неба, но если начинал вглядываться в переплетение ветвей, там уже никого не было, словно он растворялся в воздухе.

Я не мог остановиться, потому что этот был за спиной, и мне оставалось только двигаться дальше, пока я не понял, что он гонит меня в определенном направлении, точно пастух заблудившуюся овцу.

Если бы я не пережил столько за один вечер, я бы свихнулся от страха, но тут мной овладело какое — то странное равнодушие — у меня больше не было сил бояться. Я просто шел и шел, прислушиваясь к мягкой поступи за спиной, стараясь двигаться как можно быстрее, потому что бежать у меня тоже сил не было.

Потом понял, что он выводит меня на открытое место.

Сначала топтался у меня за спиной, потом исчез и я оказался на пологом склоне, который уходил все вниз и вниз и где — то там, далеко, у его подножия, гудело море. В воздухе висела тяжесть, точно перед грозой.

Небо над морем слабо фосфоресцировало, море тоже, даже самый воздух, казалось, мерцал, часто — часто, почти незаметно для глаза.

Дышать было трудно — словно железные обручи стискивали голову и грудь.

Море ворочалось в своем темном ложе, потом я услышал дальний звук — словно всхлип гигантского существа, — и вода стронулась с места. Она медленно отступала от берега, втягиваясь в окоем, словно слизняк втягивается в свою раковину, пока, наконец, не осталось лишь черное дно, ил и песок, и подводные скалы.

Это было похоже на очень мощный отлив, но до сих пор я никогда не видел, чтобы море отступало совсем. Я сделал несколько нерешительных шагов вниз по склону, словно то неведомое, которое всосало в себя море, притягивало к себе все остальное, но вдруг почувствовал приступ такого страха, что замер на месте. Меня прошиб холодный пот, а кишечник корчился в таких спазмах, что я обхватил живот обеими руками, согнулся и замер на месте.

Значит, так оно и бывает при конце света — подумал я.

Небо на востоке было совсем ясным, и вдруг, в один миг, на нем возникло огромное черное пятно, оно пронеслось над горизонтом, распалось на отдельные точки и я уже видел, что это тысячи крылатых созданий, которые поднялись со своих гнезд, насестов или каких — нибудь вовсе странных ночевок, где они висят вниз головой, уставясь во тьму своими слепыми глазами. Та стая, что напала на летнюю стоянку, была лишь отростком того гигантского вихря, который сейчас бушевал в небе, они носились взад — вперед, на первый взгляд беспорядочно, но каждый взмах крыльев отбрасывал их все выше в небо, все дальше от побережья.