— Вон за теми камышами? — спросил Новрузов указав рукой на камыши, и не дождавшись ответа сказал: — Я видел твоего отца, когда он плыл на моторной лодке. Твой отец занимается очень полезным делом. А ты, наверное, помогаешь ему?

— Я три фонаря сам поставил, — похвастался Довран.

— И тоже на моторке плавал с фонарями?

— Нет, у нас еще есть простая, деревянная лодка, с веслами. — И ты умеешь управлять веслами?.

— Умею...

— Молодец, малыш... Кстати, как тебя зовут?

— Довран!!! — хором выкрикнули дети.

— О, да тебя все уже здесь знают. Ну, молодец. Нравится тебе у нас?

Довран кивнул. Новрузов поощрительно улыбнулся.

— Ну, что ж, ребята... Покажите своему новому другу, как вы живете, чем занимаетесь.

— Пойдем, Довран,— потянул его за руку Генка. Гурьбой ребята зашагали к парусиновым палаткам, договариваясь на ходу — что именно показать гостю, чем похвалиться.

Но вряд ли надо было что-то выискивать — Доврану в диковинку тут было все. Даже палаток — больших парусиновых домов, в которых стояли в два ряда раскладные кровати, Довран никогда не видел. А о другом и говорить нечего. В палатках стояли тумбочки, на которых лежали книжки, тетради альбомы с гербарием. Возле кроватей, на полу, валялись большие кожаные мячи. Генка достал из тумбочки небольшой фанерный ящик, затем наушники и надел их на уши Доврану.

— Слышишь что-нибудь? — спросил, довольно улыбаясь.

— Нет, не слышу, — повертел Довран головой.

Тогда Генка начал вращать малюсенький колесик детекторного радиоприемника, и Довран, смеясь, закивал головой: слышу, мол. Сняв наушники, он восторженно объявил:

— Один какой-то дядя говорит: «В Чарджоу сорок два градуса».

— Да это же передают прогноз погоды, — пояснил Генка. — А вообще-то мой приемничек даже Москву берет, не говорю уж об Ашхабаде.

— Ай, нашел чем хвалиться, — ревниво возразил Бяшим. — У меня модель кордовая... Осенью на республиканские соревнования поеду. Пойдем, Довран покажу!.

Ребята так же, гурьбой, направились к большому голубому павильону. Он стоял за деревьями, был сделан из фанеры, и этим отличался от всего прочего на территории пионерлагеря. Войдя внутрь павильона, Довран увидел множество больших и маленьких клеток и остановился.

— Не бойся, это наш живой уголок. Не обращай внимания, — сказал небрежно Бяшим. — А модели там, дальше

— Почему это «не обращай внимания»! — обиделся командир «синих». — Разве уголок живой природы менее интересен, чем твои самолеты из папиросной бумаги и резины!

Но Довран и сам уже заинтересовался живым уголком. В первой клетке он увидел двух зайчиков. Зайчишки смешно, словно ножницами, стригли ушами и с аппетитом ели капусту. В другой, соседней клетке, мудро нахохлившись, сидел на жерди коршун.

— Это дохлятник, — пояснил командир «синих». — Его подбил из ружья наш завхоз. Мощная птица — она у нас мышами питается.

Доврану как-то стало не по себе — ему стало жаль коршуна. На воле ему было лучше, по его злым глазам видно.

— А это сорока с вороной — вместе живут и не ссорятся,— продолжал знакомить Доврана с обитателями живого уголка командир «синих».

Довран наклонился, чтобы получше разглядеть птиц, и ему показалось, что это та самая сорока, которая всегда предупреждала об опасности, когда он играл «в падишаха».

— Где ты ее поймал? — спросил Довран.

— У-у! Это давнишняя наша обитательница, — с улыбкой сказал командир «синих».