— Да, — ответила она. — Давайте поскорее покончим с этим делом.

Тут судья объявил их мужем и женой, после чего пошутил:

— Приятно видеть невесту, которой не терпится сочетаться брачными узами.

Филипп вежливо посмеялся, судья сделал то же самое, но невеста продолжала выглядеть как ходячий труп. Анджела Чанг стала Анджелой Томлинсон, однако радости это никому не доставило.

Неужели Анджела думает, что он счастлив? Еще бы. Какой муж не радуется, если при его появлении жена уходит к себе в спальню? Если она отказывается разделять с ним трапезу? И обращается с ним так, словно никогда не стонала в его объятиях, не жаждала его поцелуев и не шептала его имя, когда он раздвигал ей ноги и вонзался в нее?

Филипп стиснул чашку так, что она разлетелась на куски. Он посмотрел на осколки и чертыхнулся. Зачем вспоминать прошлое? Имеет значение только будущее. Иными словами, ребенок в чреве Анджелы.

Филипп пошел на кухню и взял швабру и совок.

Он культурный человек, и их брак тоже будет культурным. Филипп пообещал себе это в самолете. За всю долгую дорогу Анджела ни разу не взглянула на него и не сказала ни слова.

Это бесило его. Что за игру она затеяла?

Филипп поклялся, что не прикоснется к ней. Ничего, скоро она сама признается, что желает его. Их свел секс, но в брак они вступили ради ребенка.

Выйдя на террасу, он начал выметать осколки и вдруг увидел алый след на ручке швабры и пятна крови на полу. Черт побери, он порезался и даже не заметил этого! Когда Филипп пошел за бинтом, выяснилось, что на жемчужно-сером ковре остались кровавые следы.

Только этого не хватает! Если он не ликвидирует следы до возвращения Ситы из супермаркета, то…

— У тебя кровь!

Филипп резко обернулся. На верхней ступеньке широкой мраморной лестницы стояла бледная Анджела.

— Анджела?

Она открыла рот и покачнулась. Филипп бросил совок и швабру и побежал к ней.

— Что с тобой? — спросил он, подхватив ее.

— Ничего, — прошептала Анджела, но было ясно, что она лжет.

— Вишну милосердный! Это ребенок?

Филипп обернулся и увидел Ситу. Она стояла в вестибюле, широко открыв глаза.

— Не знаю. Моей жене стало плохо.

— Мне не плохо, — срывающимся голосом сказала Анджела. — Отпусти меня. Все в порядке.

Но Филипп и Сита не обратили на ее слова никакого внимания.

— Посадите мадам на диван. Опустите ей голову. Да, вот так. — Сита обхватила себя руками. — Она может потерять ребенка. Кровь…

— Это моя кровь, а не ее. — Филипп опустился на корточки и сжал руки жены. — Анджела, скажи что-нибудь.

— Я уже сказала. Все нормально. Просто у меня на мгновение закружилась голова.

Сита затараторила на хинди. Анджела покачала головой и что-то коротко ответила.

Филипп переводил взгляд с одной женщины на другую. Почему он не догадался раньше, что эти женщины могут общаться на одном языке? Не потому ли у Анджелы больше общего с экономкой, чем с ним? Черт побери, почему он не знает главного о собственной жене?

— Что она сказала? — спросил он экономку.

— Что ей стало плохо от вида крови.

Филипп уставился на свою руку. Кровь остановилась, но ее следы остались на ковре и джинсах. Судя по выражению лица Ситы, она подозревала, что Филипп приносил в жертву языческому богу маленьких детей и кроликов.

— Ничего страшного, — сказал он Анджеле. — Всего-навсего маленький порез. Порез, — повторил он, обращаясь к экономке.

Сита кивнула.

— Я позабочусь об этом.