Понял Савелий, что под ним его же навоз загорелся; ежели так продолжать, то и волдырями недолго покрыться.

Стал он перед деревней улыбаться бегать. Но мужикам-то видно, что из-под Савельевых улыбок всякий раз готовы клыки прорезаться. А там, гляди, и щетина поднимется на загривке. ОЙ, во-олк!

И всё-таки построился Савелий на белом камне. С богатого своего подворья выдолбил он в камне лесенку прямо к озёрной воде, от нижней ступени отвёл к берегу откидные мосточки, чтобы можно было их убирать перед незваным гостем. Прежний пологий скат обрубил от камня долоёжкою, и стала Брюховская заимка неприступной креПостТЬюЮ.

— Думали, что без вашей подмоги мне не построиться? — как-то спросил на улице Савелий мужиков. — О! Глядите! Скоро новоселье, а вы, дураки, приработок такой упустили.

— Ну что ж, — ответил Савелию из толпы бойкий человек. — Не спели на радостях, подтянем на веселье...

Не пустое молвил Савелию бойкий говорун. Его обещание вспомнилось в укромном местечке удалыми ребятами:

— Посветить бы надо Савелию нонешней ночью. Пущай к новоселью готовится.

— Как ему посветишь? В дом он нас с тобою не приглашал и не собирается. А ежели ему снаружи светить, так уж больно долгая свеча нужна.

— Хо! Есть такая свеча! — порадовал шептунов тот же бойкий мужичок, что с Савелием на улице перекинулся. — У белого камня лиственку долгую помните?

— Ну?!

— Ежели умело её подпилить, она вершиною в аккурат на Савельеву крышку ляжет.

— И-и-и! — подивились оговорщики такой простоте. — Умно! Смола! Она, лиственка, будто в керосине варена. Хорошо гори-ит!

— Жалко! — сказал кто-то с обидою в голосе. — Помрёт хорошее дерево.

— Ничо не поделаешь, — ответили ему со вздохом. — Другого выбора нету. Как мы ещё-то Савелия доймём?

На том уговоре и согласились удалые.

Сошлись они к ночи, кто прихватил пилу, кто кресало, а кто и керосину для верности. И отправились к белому камню безо всякого шума.

На подходе видят мужички: стоит кто-то в тени лиственницы! Стоит и смотрит на савельевские окна. Вот нечистая сила!

— Брюхан караульного выставил, — ляпнул кто-то.

— Ну да! — не согласились с ним. — Кабы он о чём сдогадался, скорее бы дерево спилил.

— Твоя правда, — поддакнул третий. — Не одни, видно, мы заботимся о Савелии.

Стали они присматриваться.

—О! О! — поразились удалые, когда сторож повернулся к ним бородой. — Акентий!

— Господи, помилуй!

— Живой!

— А-та-та-та-та... Допрыгался Савелий Брюхов!

— Не зря его Кондратий колдуном упреждал.

— Не зря...

— Теперича и нам тут делать неча.

— Как это неча? Поглядим, что дальше будет.

Остались удалые глядеть.

Скоро на савельевском подворье затихла всякая канитель. И приозёрный лес вроде стал похрапывать под ясной луною, и смотрельщики запозёвывали, крестясь, — хоть ложись да руки под голову клади. Но когда Акентий отлип от лиственницы и неслышно стал огибать белый камень, чтобы подойти поближе к воде, глядельщики не то про зевоту, про осторожность забыли.

Однако Акентий даже не оглянулся на ясный шорох позади себя.

— Он чо, спиною видит? — подивился один смотрельщик.

— Понимает, видно, пошто мы тут оказались, — надоумил другой.

— Тихо вы, дьяволы! — шумнул третий.

Остановился Акентий у самой воды. Постоял, послушал ночной покой и потянулся руками вперёд, будто, наскучавшись по милой сердцу вотчине, хотел обнять озеро по всему окоёму. И засветилась навстречу ему озёрная вода, и начала полниться под его ладонями радостным светом.