Такое сравнение льстило Щепочкину, хотя он видел и определенные различия между Василием Дубовым и собою. В отличие от Дубова, имеющего собственное сыскное агентство (состоящее, впрочем, всего из одного человека, то есть самого Дубова), Щепочкин принадлежал к классу наемных работников — он служил в страховой компании «Харитонов и сыновья». Правда, его деятельность иногда выходила за обычные рамки рядового агента: в тех случаях, когда Харитоновы подозревали клиентов в том, они мухлюют, Василий проводил негласное расследование и без особого труда выводил нечистых на руку господ страхуемых на чистую воду. Другим различием, пожалуй, более существенным, были несколько разные методы, которыми Щепочкин и «книжный» Дубов достигали своих благородных целей: если Василий Николаевич, за редчайшими исключениями, действовал строго в рамках закона и человеческой порядочности, стараясь не уподабливаться тем, кого он ловил, то Василий Юрьевич прекрасно понимал, что реальность сильно отличается от книжек и что зло не всегда можно победить, оставаясь в белых перчатках.

Именно поэтому сегодня, после очередной репетиции «Ревизора», он спрятался в укромном уголке за сценой, и теперь, вооружившись инструментами отнюдь не из джентельменского набора, штурмовал дверь историко-ролевого клуба.

После нескольких неудачных попыток замок поддался, и Щепочкин оказался в небольшой комнате, заваленной всяким хламом: картонными мечами, кольчугами из канцелярских скрепок, знаменами, на которых был изображен усатый человек, а также кубками, подсвечниками и чем-то еще, чего в полумраке Василий разглядеть не мог.

Щепочкин прикрыл дверь и стал изучать содержание комнаты, хотя делать это было нелегко: даже ступать следовало очень осторожно, чтобы ненароком что-нибудь не опрокинуть. Разумеется, его интересовали не мечи и не кольчуги, а более серьезные предметы, которые могли бы послужить уликами, а еще лучше — любого рода документальные свидетельства. Хотя, конечно, сыщик-любитель не надеялся обнаружить, например, ломик со следами крови Миши Сидорова, или чек об авансовой уплате Анне Сергеевне Глухаревой за убийство Василия Дубова. Но в том, что какие-то зацепки найдутся именно здесь, Василий Юрьевич был свято убежден. Иначе не пошел бы на это предприятие, не только рискованное, но и сомнительное с точки зрения законности.

Больше всего детектива привлекал сейф, занимавший добрую четверть помещения, но Щепочкин понимал, что «взять» его не удастся: для этого нужны были совсем другие отмычки и, главное, более высокая квалификация взломщика. Оставалось лишь ходить вокруг сейфа да облизываться.

И тут Щепочкину показалось, что еще кто-то пытается открыть дверь. Он уже хотел было крикнуть: «Входите, не заперто!», но вместо этого выключил фонарик и затаился за сейфом.

Дверь открылась, и тьму прорезал луч фонарика. Пошарив по комнате, он в конце концов остановился на Щепочкине.

Поняв, что далее скрываться бесполезно, Вася включил свой фонарик. Два луча встретились, и Щепочкин увидал молодую женщину, которую лицезрел каких-то пару часов назад — перед репетицией она оживленно беседовала со Святославом Иванычем, а потом сидела в зале и что-то записывала в блокнот. Когда Щепочкин спросил у всезнающего судьи Аммоса Федоровича Ляпкина-Тяпкина, в свободное от репетиций время служащего дворником в горсуде, что это за милая барышня, тот ответил, что вообще-то он не совсем в курсе, но, может быть, она — из областного Управления по делам культуры и инспектирует работу драмкружка.

И вот теперь барышня стояла в дверях историко-ролевого клуба и взирала на Щепочкина с не меньшим изумлением, чем Щепочкин — на нее.

Молчать в обществе дамы Василий не считал приличным, а о чем говорить, он не знал.