Это все, что я должен заявить, прежде чем вновь буду предан адскому пламени».

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

ЧУДЕС НЕ БЫВАЕТ

Кинув взгляд на пролив, адмирал метрах в десяти от себя увидел Кисси. Ее головка грациозно покачивалась в такт музыке. Евтихий Федорович аккуратно положил скрипку на траву и, отломив кусок белого батона, кинул Кисси. Та ловко его поймала.

— Эх, Кисси, знала бы ты, как это противно — менять внешность, имя, скрываться от всех, чтобы не попасть на мушку каким-то негодяям, истинным ничтожествам, — вновь вздохнул адмирал. — И единственный человек, с которым я мог бы поговорить начистоту, ничего не тая, далеко отсюда. В Москве. — Рябинин бросил Кисси еще ломтик и вновь, прикрыв глаза, нежно запиликал на скрипке.

Когда адмирал вновь глянул в сторону пролива, скрипка чуть не выпала у него из рук. На берегу стояла и улыбалась Евтихию Федоровичу обнаженная молодая женщина, каждая черточка которой была до боли ему знакома. У ее ног лежала мокрая зеленоватая шкура Кисси.

— Надя, неужели это вы?! — вскрикнул адмирал. Действительно, на берегу стояла ни кто иная, как московская журналистка Надежда Чаликова — та самая, которая составила адмиралу протекцию при устройстве на «Инессу».

— Да, это я, — улыбнулась Чаликова, присаживаясь рядом с адмиралом. — Надежда Чаликова, она же — Кисси, грозная обитательница Кислого моря.

— Но для чего этот маскарад? — удивился адмирал. — Ну, со мной-то все понятно: детектив Дубов должен считаться погибшим, чтобы не стать жертвой нового покушения. Но вам-то это зачем, да еще в столь экстравагантной форме?

— A что, действительно недурно? Я нарочно приняла такой облик, чтобы быть поближе к месту действия и в то же время считаться как бы вне игры.

Василий Щепочкин привык добросовестно выполнять любую работу, любое дело — будь то страхование жизни и имущества граждан, или частное расследование, или, например, отопление обширного здания 1-ой городской гимназии. Хотя отчего же «например»? Именно этим Вася теперь и занимался. Вернее, занимался не самим отоплением, так как в конце августа в этом еще не было необходимости, а осваивался на новом для себя месте.

В кочегарке Щепочкин был не один — тут же находился без недели десятиклассник этой же школы Михаил Сидоров. Нейрохирургам московского госпиталя, куда Миша был переправлен с подачи Надежды Заметельской, удалось не только «поставить его на ноги», но и не допустить необратимых последствий в работе мозга. Так что Миша вновь был тем же «не в меру любознательным мальчонкой», как его охарактеризовал князь Григорий и каким мы помним его из первых глав нашего повествования. Лишь в глубине глаз порой мелькала тень какого-то неосознанного страха.

Но Миша держался молодцом. И более того, был занят весьма полезным делом: составлял что-то вроде беллетризированного описания «Дела князя Григория» и теперь пытался восстановить ту часть событий, которую пропустил, будучи выключен из них самым брутальным способом. Но, к сожалению, большинство участников дела были по разным причинам недоступны и не могли изложить Мише своего видения событий. Ди-джей Гроб лежал в гробу. Барон Альберт числился бесследно исчезнувшим. Григорий Алексеич Семенов, полковник Селиванов, бывший инспектор Рыжиков и прочие заговорщики находились за решеткой и теперь давали показания не Михаилу Сидорову, а выездной сессии Верховного суда.