Вошли командующий войсками фронта маршал Г. К. Жуков, член Военного совета фронта К. Ф. Телегин, начальник штаба М. С. Малинин.

Начал командующий. Тихо, делая после каждой фразы небольшую паузу и подчёркивая важность и своих слов, и обстоятельств, в которых они проводят своё совещание, произнёс:

— Был у Верховного. Обстановка складывается так, что пришлось созвать вас немедленно. Раньше мы полагали, что Берлинская операция начнётся… несколько позднее… Сроки меняются. Нас торопят союзники. Есть сведения, источники надёжные, что наши союзники имеют следующие намерения: в ближайшие дни покончить с Рурской группировкой противника, а затем высвободившиеся силы бросить на Лейпциг, Дрезден, а заодно, так сказать попутно, захватить Берлин.

Командиры загудели. Заскрипели ремни и стулья. Такой помощи от союзников никто не ожидал. И не желал. Послышались реплики. Бывшие командиры полков и бригад вспоминали, как ждали открытия Второго фронта в 1941, 1942 и 1943-м, когда истекали кровью под Москвой, Брянском и Смоленском. А теперь, когда зверь загнан в угол и осталось его прикончить последним ударом, за его шкурой прибежали союзники…

Маршал сделал необходимую паузу, чтобы дать командирам выплеснуть эмоции, и продолжил:

— Ставке доподлинно известно, что истинная цель ускорения их наступления — именно захват Берлина до подхода наших войск. Ставке также известно, что спешно готовятся две воздушно-десантные дивизии для выброски на Берлин. Это, как вы понимаете, абсолютно устраивает нашего противника. Нам они оказывают упорное сопротивление в каждом населённом пункте, без боя не оставляют ни одной позиции. А на Западном фронте сдают крупные города по телефону, до подхода танков союзников. Всё это заставляет Ставку торопиться. — Маршал снова сделал паузу. — Что касается точной даты наступления, об этом скажу позднее. А сейчас приступим к изучению предстоящей задачи.

Бабаджанян вспоминал: «Отодвинулась шторка — и перед нами предстала карта, вся испещрённая пятнами озёр, прожилками ирригационных сооружений. Чётко были обозначены полосы немецкой обороны — от Одера до Зееловских высот они шли одна за другой с интервалами в какие-нибудь 10–15 километров.

Вот отдёрнута вторая шторка — открылась рельефная карта Берлина. На ней было всё: улицы, дома, укрепления, завалы, ДОТы, даже изображены разрушенные бомбёжками кварталы. На важнейших зданиях были наклеены ярлыки с номерами. Это был настоящий шедевр картографии. Потом нашему штабу удалось скопировать эту карту, и она очень помогла нам в штурме Берлина».

Когда общие вопросы предстоящего дела были разрешены, командующий указал на непропорционально крупный четырёхугольный объект в лабиринте берлинских улиц:

— Объект номер 105. Прошу обратить особое внимание. Это и есть Рейхстаг. — Пауза. — Кто первым войдёт туда? — Маршал окинул быстрым взглядом собравшихся. — Катуков? Чуйков? А может, Богданов или Берзарин?

Все замерли. Молчат. Все понимают — войти первыми означает великую честь. Новые звёзды на погонах и на груди.

Маршал между тем продолжал:

— А это номер 106 — Имперская канцелярия.

Жуков был, как всегда перед боем, собран, деловит, немногословен. Те, кто его знал близко, заметили некоторую напряжённость. Дело в том, что несколько дней назад в Ставке, когда Верховный вызвал их, командующих 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами на совещание по поводу предстоящей битвы за Берлин, сосед слева маршал Конев неожиданно решительно заявил о своём желании тоже участвовать в Берлинской наступательной операции. Начальник Генштаба А. И. Антонов при этом напомнил об особой роли 1-го Белорусского фронта и что существующая разграничительная линия фактически исключает участие войск Конева в штурме Берлина.