Берлин же и вовсе был превращён в сплошную крепость, где каждый дом представлял собой отдельный опорный пункт со своей автономной системой противотанкового и противопехотного огня.

Бронетанковым войскам, предназначенным для глубоких рейдов и широких маневров, в частности и для 11-го гвардейского танкового корпуса, имевшего большой опыт боевых действий на открытой местности, предстояло иметь дело с противником, засевшим в подвалах, среди узких улочек, где обзор ограничен стенами тесно стоящих домов, а маневр практически невозможен. Последние дни были наполнены учёбой по темам: «Действия танкового экипажа с десантом автоматчиков при блокировании ДОТов», «Танковый взвод в составе штурмовой группы в бою за крупный населённый пункт», «Штурм и блокировка ДОТов с преодолением минных полей и проволочных заграждений».

Командир корпуса сформировал ударную группу. В неё вошли: 44-я гвардейская танковая бригада, 1454-й самоходный и 108-й зенитный артиллерийские полки, 53-й отдельный гвардейский миномётный дивизион, понтонный батальон и две роты сапёров. Лучшие из лучших, не единожды проверенные в бою. Задачу передовому отряду командир корпуса поставил следующую: «После форсирования Шпрее нанести удар на северо-запад и к исходу второго дня выйти на рубеж в районе Потсдамского вокзала».

Перед Берлинской наступательной операцией 1-ю гвардейскую танковую армию пополнили новой техникой, вооружением, людьми.

Всё было готово. Танки прогревали моторы. Катуков время от времени связывался по телефону, беспокоился, как дела. И вот во время очередной связи последовал приказ: в ночь на 15 апреля выдвинуться на восточный берег Одера и быть готовыми следующей ночью скрытно и без задержек переправиться на Кюстринский плацдарм; исходный район-южнее населённого пункта Киц.

Когда читаешь немецких авторов из числа бывших генералов и фельдмаршалов, часто встречаешь мысль о генеральном сражении. Всю войну немцы искали случая большой, решающей битвы. Сражения такого масштаба, в результате которого лучшая армия мира и лучший солдат всех существующих армий, а им был, по их мнению, естественно, германский солдат, наголову разгромил бы Красную армию, испепелил бы её до основания, сжёг в гигантском огне до последней петлицы («ни петлички, ни лычки с гимнастёрки моей»), так, чтобы она никогда уже не встала на пути вермахта даже взводом солдат. Они, авторы, постоянно сетовали, что, мол, Красная армия уклоняется от решающего сражения… Мало им было Курской дуги. И вот, наконец, «нашли такое поле». Зееловские высоты, предместья Берлина, сам Берлин…

Передовой отряд и артиллеристы ушли на плацдарм, а основные силы 11-го гвардейского танкового корпуса Бабаджанян по приказу Катукова ещё до рассвета 16 апреля сосредоточил южнее Зоненбурга на восточном берегу Одера.

Перед самым наступлением 53-й отдельный гвардейский миномётный дивизион и ещё два артполка срочно перебросили на огневые позиции — им предстояло участвовать в общей артподготовке 1-го Белорусского фронта.

В пять утра артиллеристы натянули шнуры, и ураган огня хлынул в сторону Зеелова и окрестностей. Тысячи орудий и миномётов. «Даже на восточном берегу Одера, — вспоминал А. Л. Гетман, — нужно было кричать изо всех сил, чтобы услышали стоящие рядом». Бабаджанян свои впечатления от артподготовки передавал так: «Здесь были ветераны, слышавшие московскую, сталинградскую, курскую канонады. Но то, что совершалось теперь, мы не могли сравнить ни с чем».

— Началось!

Танкисты опасались боёв в городских кварталах. Ещё 5 апреля на совещании в штабе фронта командующий 2-й гвардейской танковой армией генерал-полковник С. И. Богданов, как вспоминал Бабаджанян, «настойчиво доказывал Г. К. Жукову, что надо дать больше свободы его армии для более глубокого обхода Берлина с севера.