Но образы павших не исчезали. Не смогли живые, оставив их вдали, прожить без них в своём отдельном счастье…

Шло лето 1941 года. После тяжёлых боёв за Ельню войска Западного фронта проводили перегруппировку. Полки 127-й стрелковой дивизии оперативной группы полковника А. З. Акименко отводили в тыловой район на пополнение и приведение себя в порядок.

Майор Амазасп Бабаджанян, Армо, как его называли в дивизии боевые товарищи, шёл в общей колонне. Лошади были наперечёт, на них навьючили миномётные плиты, ящики с патронами и штабными документами. Уже два месяца он командовал 395-м стрелковым полком 127-й стрелковой дивизии. Полк принял по приказу командарма-19 генерал-лейтенанта И. С. Конева после гибели в бою его командира. Отпуская молодого майора оперативного отдела штаба армии в полк, Конев похлопал его по плечу и сказал:

— Что ж, если так рвёшься на передовую… А вообще-то ты поступаешь правильно. Если погибнешь, то смертью храбрых. Выживешь — будь героем. Лучше второе.

Некоторое время полк занимал оборону юго-восточнее Смоленска на западном берегу Днепра. Потом начался отход. И вот подошли к Соловьёвой переправе.

В своих воспоминаниях А. X. Бабаджанян напишет: «Кто не познал войну в сорок первом, начале сорок второго, тот не знает, что такое настоящая война. Пожалуй, они правы». Это «пожалуй, они правы» многого стоит. Всегда сдержанный и деликатный даже в спорах, не допускавший горячности в суждениях, он всё же твёрдо занял шеренгу солдат 1941–1942 годов, то есть те окопы, которые были не единожды проутюжены немецкими танками и перепаханы снарядами германской артиллерии, а она в начальный период войны на востоке не знала недостатка в боеприпасах.

И вот Соловьёва переправа. Это была единственная коммуникация, которая связывала группировку Западного фронта — 16-ю, 20-ю армии, а также многие отдельные части и подразделения, оказавшиеся в тот период в полуокружении юго-восточнее Смоленска, — с тылами. Несколько дней 127-я стрелковая дивизия, заняв новые позиции на западном берегу Днепра, сдерживала натиск передовых войск противника, чтобы дать возможность измотанным частям 16-й армии, которые покидали район Смоленска, переправиться на восточный берег. И только выполнив эту непростую задачу, начала переправу сама.

По воспоминаниям А. X. Бабаджаняна, его полк преодолевал водную преграду вплавь. Сам комполка плавать не умел. Обычно этому учатся в детстве. А он родился и вырос в горном селении, где не было ни речки, ни озера. Что он тогда пережил, сказать трудно, фрагмент о переправе написан с юмором. Но юмор отдаёт остро пережитым и с годами подавленным ужасом. Рассказывая уже о более поздних событиях, о Курской дуге и действиях его танковой бригады под Обоянью, он признаётся: «В войну к каждому приходил страх, приходил не раз и не два».

Полковника. 3. Акименко был опытным воином. Прекрасно понимал, что в обстоятельствах, когда немецкие самолёты буквально ходят по переправе, соваться на неё не стоит, лучше поискать брода где-нибудь рядом. Брод вскоре был найден — песчаная широкая отмель с пологими берегами, вполне пригодными для съезда техники и повозок. Сапёры быстро переправились, подправили колеи, срезали берег, сделав подъём более пологим. Солдаты связали плоты, погрузили на них орудия артполка, раненых, другую материальную часть. А Соловьёва переправа гудела моторами, ревела сиренами и ухала рядом. Там, как ошалевшие осы, вились в небе немецкие самолёты.

Вот как вспоминали переправу у деревни Соловьёво на Старой Смоленской дороге те, кто её пережил.